— Глашка, замуж хочешь?
— А ты берешь? – оттолкнув руку нахрапистого Мишки Зоткина, Глафира быстро реагирует на вопрос. А Мишка в ответ смеется, нагло скаля зубы и оглядывая пышные формы Глаши Агаповой.
— А чё, согласная? – Мишка норовит дотянуться до Глафиры. – А то пошли, покувыркаемся на сеновале… ну дай хоть подержаться…
Глафира долго не раздумывает и толкает Мишку прямо в куст крапивы, куда он приземляется, как вертолет, смешно махнув руками. Тут же хохот у клуба, где собралась молодежь.
— Эй ты, пышка, — выбравшись из куста и потирая мягкое место, Михаил сплюнул прямо под ноги Глафире, выказывая свою злость, — думаешь, надо мой смеются… это над тобой ржут…
Глаша отворачивается, обидчиво поджимая губы. Подружка Наташа кладет ей руку на плечо. – Ну, чего ты, Глаша, не знаешь Мишку что ли? Ему лишь бы позубоскалить.
Глаша улыбнулась. И плакать она не собирается. Привыкшая уже. Да и понимает она: Наташе легко успокаивать, её «пышкой» не зовут, она хоть и крепкая девчонка, но рядом с Глашей как березка.
— Пойдем, кино скоро начнется, — зовет Наташа, и они вместе со всеми входят в полумрак деревенского клуба.
Аккуратно придерживая платье, усаживается на поскрипывающие деревянные сидения сельского клуба конца шестидесятых. Комфорта мало, зато удовольствия от киноискусства – с избытком.
Глаша вздыхает, глядя на стройных героинь фильма.
Вот ведь и старшая сестра Мария отличается от нее комплекцией. А все потому, что в отца, или в отцовскую родню – такая же худощавая, как отец. Да и Колька – младший брат – тоже как стержень. А вот мамка у них – полненькая, и всегда такой была, видно Глафира в мать пошла. Хотя Клавдии – Глашиной матери – нисколечко это не мешает. Управляется шустро, будто и не устает, и с отцом у них всегда ладно. И вроде глянешь на них: ну какая это пара? Он худой как оглобля, высокий, медлительный, а она – пышная, шустрая, а все равно люди говорят, что два сапога пара.
Глаша вздыхает, подумав, что не предвидится ей пары в родном селе, да и не в родном – тоже.
В воскресенье девчата поманили Глафиру в райцентр, как раз грузовая с будкой скоро пойдет, вот и поместятся в этой будке, где скамейки деревянные и на ухабах так подбрасывает – подпрыгиваешь, как мячик.
Зато до самого центра довезли, где здание райсовета и площадь, залитая солнцем и музыка из громкоговорителя на всю округу. А поодаль бочка с квасом — туда и побежали девчата. Стоят, смеются, щурятся от солнца, радуясь летнему дню.
— Глянь, какая пышечка, — услышала Глафира. И хочется ей думать, что не про нее это сказано, но нет среди ее подружек таких как она. И поворачивается Глаша (а вдруг не про нее) – а там, у дерева, в тени, стоят два парня. Один задумчивый, сосредоточенный на своих мыслях, а второй — с насмешливым взглядом, уставился на Глафиру, оглядывая ее с ног до головы, и снова толкает в бок своего задумчивого приятеля.
Глаша подошла ближе к подружкам – хочется ей спрятаться от масляных глаз, знает она такой взгляд, им бы только ущипнуть, а то и зажать, а потом позубоскалить.
— Девчата, а мы еще и на танцы успеем! – Объявляет Нина.
— Так вечер уже… домой когда?
— Успеем! Дядя Вася обещал от дома культуры забрать всех. Ну чего вы, идем или нет?
— Идем!
Танцы в районном доме культуры – это не то, что в клубе, где все неженатые наперечет. Да и музыка – зачастую одна гармошка.
А тут и здание с белыми колоннами, и людей много, и танцы, и музыка другая. А еще к ним оркестр из области приезжает, но это уже по праздникам.
Глаша одобрительно взглянула на подол голубого платья, радуясь, что именно его надела, и стараясь не отставать, догнала девчат.
Нет, конечно, ее никто не пригласит, она это знает. А вот девчонок сразу расхватали, и кружатся они – улыбчивые, счастливые.
А она стоит у стеночки, и кажется, как будто смотрит кто-то на нее. А почему бы не посмотреть? Ее русые волосы, заплетенные в две косы, курносый нос и румяные щеки, а если еще в глаза заглянуть – не всякий прочитает в этом взгляде, сколько в них тепла и затаенной надежды на счастье.
— А может и мы потанцуем… чего стоять-то…
Так это же тот, что на площади рядом с насмешником стоял — Глаша сразу узнала его.
— Можно,- кивнула она.
А он, на голову выше ее, молчаливый… и только потом уже спросил: — А зовут-то тебя как?
— Глафира, Глаша.
— А я Степан.
— Откуда ты?
— Из Березовки.
— А-аа, это рядом тут.
— А ты где живешь?
— Теперь здесь живу.
— А раньше?
— В городе учился, работал.
Он даже вышел проводить ее до машины и хотел что-то сказать, но не решился. А она так и подумала: скучно было ему, вот и подошел к ней.
— Я гляжу, ты возле пышки крутился, — сказал его приятель Юра.
— А чего ты ее так зовешь? У нее имя есть, — и он с улыбкой сказал: — Глаша.
— О-оо, Степан, да ты, я смотрю, втюрился…
— Чего сразу «втюрился»? Просто хорошая девушка, очень симпатичная и милая… и кажется, очень добрая…
— Степа, ты не обижайся, это я так, шутки ради. А если серьезно, так ты бы договорился снова о встрече, или так и будешь один…
— Я не один, у меня Валюха с Вовкой, мне их надо поднять. А девушка… зачем девушке чужие дети, у нее свои будут.
Степан провел пятерней по темной шевелюре, попрощался с другом и пошел домой.
Он вырос здесь, уехал учиться. И мать, с двумя малолетними детьми, помогала, чем могла. А год назад матери не стало. Степан, ошеломленный известием, вернулся домой, и сестра с братом, подошли к нему: семилетний Вовка обхватил его колени, а десятилетняя Валя взяла за руку, показывая, что не хочет отпускать его.
Потом приходила тетя Зоя – подруга матери — громко голосила, жалея сирот. И так же быстро перестала плакать, вытерла уголком платка глаза и сказала: — Жениться тебе надо, Степа. Ты теперь у них за старшего, за кормильца… а жениться надо на бабе с дитем, чтобы на равных. Знаю тут одну – мальчишка у нее младше Вовки, тебе по годам, чай подойдет. А может ты и знаешь, недалеко тут живет, Серафима Кудрявцева.
— Знаю, видел как-то, — сказал Степан, — только не до этого мне нынче. Да и Серафима не по душе.
— Ну, уж, Степушка, тут выбирать не приходится, девка-то за тебя не пойдет. Ну, сам подумай, зачем ей на себя хомут вешать, когда за парня можно выйти…
— Это Валюха с Вовкой хомут?
— Не цепляйся к словам, — смягчилась гостья, — я говорю, как в жизни бывает.
— Нет, тетя Зоя, я уж сам как-то разберусь.
— Ну, гляди. А то ведь Сима-то не стала бы артачиться, да и с детьми тебе легче было бы.
Степан промолчал тогда, чтобы не спорить лишний раз.
А теперь шел домой и вспомнил этот разговор. И так ему хотелось, чтобы и эта девушка из Березовки шла рядом. И ведь она, когда к машине подошла, смотрела на него, наверное ждала, что скажет что-нибудь, снова позовет, или пообещает приехать… но Степан промолчал. Не посмел. Она ведь и замужем не была, зачем ей чужие дети… а для Степана брат с сестрой – родные навсегда. И он их не бросит.
___________
Глаша все дни вспомнила взгляд серых глаз застенчивого парня И ведь ничего она о нем не знает, а так увидеть хочется. «Ну, вот, — думала Глаша, — оглядывая себя в зеркало, — пышка, она и есть пышка. Пусть Наташка и называет иногда с любовью «пышечка ты наша», а все равно, горько как-то».
В следующее воскресенье, когда девчата позвали в райцентр, Глаша отказалась. «А что мне там делать, — подумала она, вспомнив Степана. Хотел бы, сразу бы позвал, а он промолчал».
С понедельника работы в поле было много, и девчата, уставшие, упали на траву, кто присел, а кто и прилег.
— Ой, Глаша, я ведь забыла совсем, — Наталья подбежала, и опустившись рядом с подругой, зашептала, — я ведь передать тебе чего должна, парень тот, ну что прошлый раз на танцах был, зовет тебя в следующее воскресенье. Там оркестр приезжает, так вот и зовет.
— Меня?
— Да, тебя. Приходил и спрашивал про тебя, почему не приехала…
— Так мы все и поедем.
— Поедем-то все, а ждать он будет тебя.
Глаша почувствовала, как запылали ее щеки. Сначала обрадовалась, а потом подумала: «А может он также как Мишка Зоткин на сеновал позовет, или просто покуражиться хочет».
И с такими мыслями она жила всю неделю.
На площадь они не пошли. И на танцы тоже не пошли. Отделившись от подруг, Глаша со Степаном нашли место в тенистом сквере на скамейке.
— Я сразу хотел тебя еще раз увидеть, — признался Степан, с волнением теребя в руках кепку. – Но подумал, ты не захочешь… а может жених есть…
— Нет у меня жениха.
— А у меня нет невесты, — сказал он и смутился. – А вот дети у меня есть.
Глаша с удивлением посмотрела на него: такой молодой и вдруг дети…
— Младшие сестра и брат, десять и семь лет. Отца нет, и матери теперь нет. Вот я у них теперь старший. – Он смотрел ей в глаза, словно говорил: «вот такой я». – Поэтому я тогда и не позвал тебя… а хотелось, потому что понравилась.
— И ты мне понравился, — шепотом сказала девушка.
— А потом я решился: лучше сразу сказать, а то ведь потом больнее будет… вот ты все и знаешь про меня.
— А разве что-то изменилось? – спросила Глаша. – Ты мне тогда понравился и сейчас нравишься.
И вдруг Степан, неуверенно, но с волнением, обнял Глашу, бережно так обнял, и она услышала его слова, сказанные сбивчиво: — Глаша, они хорошие, Валюха с Вовкой, они слушаются меня… и они вырастут, у них свои семьи будут, честное слово, Глаша, они вовсе не хомут на шее…
— Степа, какой хомут? Они же твои… младшие…
***
Осенью семья Агаповых дружно убрала огород, и под вечер уже было прохладно, что приходилось растапливать печку в доме. Глаша стояла как раз у русской печки в том самом голубом платье, поглядывая на часы.
Клавдия, вздохнула и сказала: — Ну, вот, отец, средняя дочка замуж выходит. И парень-то хороший, только дети у него…
Отец, постукивая пальцами по столу, взглянул на супругу. – За таким парнем, пусть и с детьми, наша Глафира не пропадет. И этих поднимут и своих народят.
— Ой, едут! – воскликнула Клавдия. – Ну, все, дочка, сватать тебя едут.
И Глаша оторвалась от печки, как лист от дерева, и даже забыла пальто накинуть, так и выскочила на улицу, встречая жениха.
Младшая сестра Валя и братишка Вовка кинулись к ней, подбежали, схватив за руки. И сказать-то нечего, смотрят в глаза — и всё этим взглядом сказано. Есть у них Степа, а теперь и Глаша.
— Да отпустите вы Глашу, — смеется Степан, — дайте хоть обниму ее.
— Ага, тили-тили-тесто – жених и невеста! – Подхватывают дети, а потом вместе идут в дом. И Глаша забывает о том, как раньше называли ее, кто в шутку, а кто со злости… и вряд ли теперь вспомнит… ну если только кто-нибудь ласково скажет: «пышечка».
