Жить бы да жить, да сына растить, впереди-то еще сколь годов жизни. А рядом муж любимый, — Томка сама выбрала, из всех парней только Мишка и приглянулся. И дождалась из армии, и замуж вышла, и сына родила. Сенька подрос, дочку хотели, Тома всё о девочке мечтала. – Вот, Миша, дом достроим и дочку рожу, будет у нас дом полная чаша.
А Мишка кивает в ответ, белозубая улыбка с лица не сходит, он хоть сейчас отцом второй раз готов стать. Сеньку закинет на горбушку и идет по деревне – довольный, только и успевает налево и направо здороваться.
Завьюжило, захороводила зима, замела дороги. Тома по окнам всё, по окнам, — где же муж-то, когда же приедет. Не приехал. На работе несчастный случай – нет больше Миши-электрика.
— Время лечит, — говорили ей, — не одна ты такая, пореви, а пройдут месяцы, годы, может, и замуж выйдешь.
Томка молча слушала, и слезы куда-то делись, от того еще тяжелее — так прошел год. Лихие девяностые скрутили в бараний рог даже крепкие семьи. Зарплаты месяцами в деревне не видели, благо хозяйство свое, кто еще в силе, да кто не ленился. Томка в одночасье ощутила всю тяжесть нового времени. Сын в школу ходит, растет быстро, одеть, обуть надо, прокормиться надо, а значит, огород засаживать полностью. Будет осенью с чем на рынок ездить.
Томка упирается в огороде допоздна; руки загрубели, губы чаще плотно сжаты, улыбки давно нет и душа зачерствела. – Неси ведро, шалопай, такой, — кричит она Сеньке, мечтавшему слинять со двора до пацанов. – Я те убегу! Уроки сделал? – Сенька покорно подхватывает ведро с картошкой, только и остается вспоминать, как они хорошо с папкой жили, какая мамка веселая и добрая была.
Томка и сама потом по ночам ревет беззвучно, корит себя, что снова на Сеньку сорвалась. А утром снова такая же угрюмая.
В субботу подружки пришли – Файка и Людка. Раньше-то не было подруг. А зачем они ей тогда? Рядом Миша был. Нынче веселые бабы-разведенки, похохатывая, вроде как «почаёвничать» пришли. Да уж какой тут чай – от чая так не повеселишься.
Утром Томка встает, к зеркалу не подходит, знает, что лицо «измятое». Поросенка покормит, курам сыпанет, грязную посуду, оставшуюся с вечера, составит в таз, Сеньке прикажет быстро умываться, поесть, да в школу бежать. Ну а сама на работу.
На вечер подружек не звала, потому как обещал тут заехать один. Томка на эти обещания смотрит сквозь пальцы: приехал – оставайся, не приехал – другого приглашения не будет. Взгляд мужицкий сразу прочитает. Взглянут на Сеньку, скажут пару слов, и нос воротят: баба с прицепом. Томка так двоих выпроводила. Один холостой, да выгоду всё ищет, другой женатый – временное убежище присматривает.
— Гляди, Томка, ты так всех кавалеров разгонишь, — Файка с завистью смотрит на Тамару, — тяжело тебе угодить. А может постель не така? Может тебе диван новый в мебельном купить? – Файка хохочет бесстыдно.
— Счас, побежала диван покупать! За какие шиши? Постель у меня получше твоей. А если жалко, что выгнала, так себе возьми.
— Ой, ли! Богатая какая. Ладно, Тома, не серчай, лучше ставь на стол, гостью привечай.
Томке иной раз и самой противна эта Файка, но она с угрюмым видом ставит на стол соленые огурцы. Взглянет на сервант, где за стеклом фотокарточка их свадебная с Мишей, вздохнет тяжко: — Прости, Мишенькая, тяжко без тебя. И никого лучше тебя нет.
— Да все они кобели, чего там говорить, — Файка словно мысли Тамарины читает. – Давай, Тома, за нас, мы же лучшие. – Файка затягивает песню, потом требует музыки.
— Обойдешься, Сеньке спать надо.
Утром Томка брезгливо взглянула на заставленный стол, пошла умываться, оставив посуду до вечера.
Вошла Нина Егоровна – родная тетка мужа Тамары. Хозяйка недовольно взглянула, подумалось: «чего так рано».
— Прости, Тома, что спозаранок заглянула, днем-то ты на работе, а вечером – хозяйство… Да вон застолье у тебя… Что же ты Тома делаешь? Узнать тебя не могу, как Миши не стало. И подружки эти топчутся тут, отвлекают тебя…
— Ты чего это Нина Егоровна, мораль что ли пришла мне читать? Я что тебе, непутевая какая? У меня дом, хозяйство как-никак, сын учится, уроки проверяю… — Она осеклась, вспомнив, что уже больше недели не заглядывает в Сенькины тетрадки и дневник. А на днях классного руководителя встретила, так она поговорить хотела, в школу зовет.
Томка замолчала, стала складывать в таз грязную посуду. – Ты же не такая была, — продолжала Егоровна, — и красивая, и работящая, и добрая… Брось ты эти гулянки.
— А я не гуляю, с друзьями время провожу, от жизни такой отвлекаюсь. Могу я после работы отдохнуть? Имею на это право?
— Имеешь, конечно…
— Ну, так и нечего мне мораль читать. И, вообще, не суй нос, дорогая тетушка, не в свое дело. Дверь открыта, — Тамара указала на дверь и отвернулась. Егоровна, подвязав платок покрепче, вышла из комнаты.
Тамара сморщилась, как от боли, — не в радость весь разговор, не по себе ей. Выскочила следом, поймала на крыльце: — Егоровна, погоди, я тебе морковки дам, у меня нынче много.
Егоровна отнекивается, машет рукой, спускается с крыльца. – Ну, погоди ты, я же от всего сердца предлагаю. Егоровне седьмой десяток, жизнь знает, чувствует, что на душе у человека. Вот и Томкино предложение распознала, как извинение. Вслух-то Томка не произнесла, но так отчаянно морковку предлагает, так смотри с тоской, что Егоровна остановилась.
— Вот и мешочек как раз, — Томка щедро накладывает. – Донесешь или помочь?
— Донесу, Тома, — она уходит, поблагодарив, вздыхая и переживая за заблудшую Томкину душу.
В пятницу еще с вечера приготовила лук с морковкой на рынок везти. «Хоть какая-то копейка, а то денег, как своих ушей, не видим».
— Куда ты собралась с такими сумками? – Любопытная соседка Зойка пытается разглядеть, что в сумке.
— На базар, лук с морковкой везу.
Томка с трудом донесла сумки до остановки. Дед Макар, да бабушка Глаша тоже собрались в город, но как назло, автобуса не было. – Что же он, сломался никак? – Охала бабуля. Дед костерил на чем свет автобус и весь автопарк, которого в глаза не видел. Наконец, выдохнувшись, пожилая пара побрела домой, решив попробовать в следующий раз съездить.
Томка переминалась с ноги на ногу, ждать было бессмысленно: уже не придет. Но и домой снова тащить эти сумки – совсем неохота. Решила подождать попутку: авось кто подкинет.
Москвич и УАЗик проехали мимо, — в машинах все места заняты. Вот показались Жигули, — Томка щурится, есть кто, кроме водителя или нет. Машина подъезжает, не дожидаясь, пока женщина начнет голосовать.
Водитель чуть постарше Томки, незнакомый ей. Сразу сообразила, что с райцентра едет, потому как раньше не видела его. Посмотрел на Томку серьезно, на ее сумки пузатые взглянул.
— Не будет автобуса нынче, сломался. В город еду, могу подвезти.
— Ну, подвези, согласная я.
— Ишь, ты, согласна она, — водитель вышел. Роста невысокого, на вид щуплый, а сумку подхватил, как пушинку, поставил груз в багажник.
— Может, до базара довезешь?
— Может и довезу.
— Я заплачу, — пообещала Томка. Достала зеркальце и подкрасила и без того яркие губы. С заднего сиденья хорошо смотреть в зеркало, наблюдать за водителем. Да и он, нет-нет, и взглянет, встретившись взглядом с пассажиркой.
— Тамарой меня зовут.
— А я Юрий Федорович.
— Слишком молод для отчества. Начальник что ли?
— Ага, директор заводов, владелец пароходов. Бригадир я в строительно-монтажном.
В городе подвез к самому рынку, сумки донес, денег за дорогу взял только половину. – Вторую половину на обратном пути отдашь, вечером той же дорогой еду, так что могу захватить по пути.
— Щедрость какая, вот так повезло мне, — усмехнулась Тамара и подумала: «Знаю, чего тебе надо».
Вечером подвез к дому. – Ну, заходи, хоть угощу тебя, Юрий Федорович.
— Да уж без отчества зови: Юрием, мне и сорока нет.
Томка сразу давай на стол метать, чего нашлось. На кухню заглянул Сенька. – Нечего тебе здесь крутиться, иди к себе. Уроки сделал?
— Ну, почти, — ответил белобрысый мальчишка.
-Вот и сиди, делай.
Юрий Федорович, сидевший скромно на стуле рядом с печкой, закинув ногу на ногу, охотно заговорил с мальчиком: — Давай знакомиться, меня Юрий Федорович зовут. А тебя как?
— Сенька.
— Это Арсений что ли?
— Ну да.
— А что, Арсений, задания трудные?
— Да по математике не могу понять.
— Ну-ка, дай гляну. – Сенька вынес тетрадку. – Через полчаса, мальчишка, довольный, что ему помогли, пошел спать.
— Ты это убери, — попросил гость, — я только чай.
— Ну, раз за рулем, тогда чай.
— И не за рулем – тоже чай. А еще компот, кисель, морс. И все.
Томка подозрительно посмотрела на гостя, молча, пододвинула бокал, налила кипятка и заварки, пододвинула тарелку с картошкой.
— Ну, пора мне, — мужчина поднялся, на лице появилась тень стеснения. – Приглянулась ты мне, Тамара Сергеевна. Можно в пятницу заехать?
Томка усмехнулась, такой поворот она сразу предвидела. – Ну, заезжай.
— Заеду. Я холостой, — зачем-то сказал он, хотя Тамара и не спрашивала.
«За неделю забудешь», — подумала Тамара, и вовсе не собиралась ждать. После работы пришли Людка с Файкой, посидели втроем, Томка выпроводила пораньше, подумала: «А вдруг и правда приедет?»
— Нет, Томка, ну так нечестно, давай хоть в клуб сходим.
— Малолетка я что ли в клуб бежать?
— А при чем тут малолетка, мы в кино пойдем.
— Нет, девоньки, вы идите, мне тут прибраться надо.
Прибраться Томка не успела, — приехал Юрий. Томка встретила за воротами, провела в дом. Гость увидел неприбранный стол с напитками, но виду не подал.
— Счас я, подогрею, а то капуста остыла.
Юрий пообщался с Сенькой, помог по математике, рассказал, что значит лошадиные силы в его машине. Потом Сенька ушел спать. Тамара была слегка навеселе, хотелось смеяться, разговаривать. Юрий поднялся, подошел к ней, взял за плечи и заставил встать. Стиснул крепко за талию, — от неожиданности охнула, дышать стало трудно. – Останусь я до утра, — сказал он.
— А кто тебя гонит? – Томка, наконец, отстранилась, вздохнула глубже. Сразу поняла, что останется, мог бы и не говорить.
Утром пошла жарить яичницу, гость, на удивление, взял ведра и накачал воды. – Может в баню наносить ? – Спросил он.
— Раньше никто не предлагал воду носить, а Томка, из гордости, не просила, знала, что продолжения не будет.
— Носи, — равнодушно сказала она.
После завтрака, допивая чай, тихо сказал: — Вот что, Тамара, ты если хочешь со мной быть, то вот этих напитков, как вчера, чтобы в твоем доме не было.
Тамара так и застыла с чайной ложкой в руке. – Ты что, условие мне ставишь? – Скорей с удивлением, чем с возмущением спросила она.
— Ну, считай, что ставлю. Не люблю я этого, даже запаха не люблю. И не смотри так, не больной я, нормальный, да ты и сама уж поняла еще ночью. Ну, что приезжать вечером в баню?
Тамара хотела возмутиться, показать характер, указать на дверь, но вдруг обмякла, почему-то захотелось послушаться. – Приезжай.
К вечеру заглянула Файка. – Всё, Фая, нет у меня ничего, вылила.
-Да ты тронулась что ли, добро выливать?
— Да какое это добро? Зло одно. Иди, Фая, не до тебя мне.
Тамара вымыла полы, перестелила постель, белье пахло свежестью, успела выстирать и высушить на улице. Сваренный к обеду борщ, стоял на плите; захотелось чего-нибудь печеного, да уж поздно, с пирогами не успеет. Схватила миску, завела тесто на блины, — Сенька таскал по одному, запивая морсом.
Вот уже и в баню сходила, уже и на улице темнеет, а Юрия все нет. – Обещанного три года ждут, — разочарованно сказала сама себе, — поверила, дура, знаю же, что все одинаковые, кроме моего Миши. Может зря вылила? – Тамара усмехнулась. Она оглядела посвежевшую кухню, в которой стоял аромат вкусной еды, — было уютно, тепло, захотелось, чтобы так и оставалось. — Нет, не зря, — твердо сказала Тамара, — хватит уже, — она почувствовала, как устала от своей боли, от тоски устала.
— Не жди, Сеня, не приедет дядя Юра, давай лучше тетрадки твои посмотрю, а то запустил, поди, учебу.
Звук мотора послышался за окном. Юрий вошел с небольшой дорожной сумкой, из которой достал колбасу, консервы, печенье, сливочное масло. – Это я на базе у друга взял, выручает иногда, — это вам с Арсением.
Тамара сидела за столом, рукой подперев подбородок. – Это же дефицит в наше время, к нам такое уже и не привозят.
— Знаю, вот и бери.
Тамара вдруг обыденно, как будто мужа с работы дождалась, спросила: — Поешь, или сначала в баню сходишь?
— Сначала в баню.
За окном уже было темно. Она с жадностью накрывала на стол, ощущая, как вернулось то забытое чувство, когда жила с мужем. Что-то похожее испытывала и сейчас. Подогревая на масле блины, улыбалась, глядя на висевшую ветровку Юрия.
«Раз приехал сегодня, значит останется. Хочу, чтобы остался», — решила она.
_________________________
Осенний день был тихим, слегка пасмурным, но безветренным. Нина Егоровна сидела у ворот, поглядывая, может еще кто подойдет, да и посидят вместе. Улыбнулась, увидев машину, которую замечала уже второй месяц у ворот Тамары. – Ну, вот и хорошо, пусть живут. Молодые еще, может, ребеночка родят. Тома теперь как раньше: улыбчивая, добрая, пусть радуется, жизнь-то — она все равно идет своим чередом. Вот и надо жить!
