Соревнуясь с вечерним гулом торгового центра, кофемашина усердно гудела, наполняя стакан. Аня стояла рядом, уткнувшись в экран смартфона. Смарт завибрировал – пришло сообщение от Славика.
«Вторая часть марлизонского балета, я же говорил!!!»
Аню передернуло.
«МарлЕзонского!», – отправила она в ответ и лишь потом ткнула в прикрепленную ссылку.
Славик, действительно, говорил, что только серийники вытворяют подобное. Что это у них всякие странные «пунктики», а значит, история повторится.
«Может, Славик и есть этот серийник, раз так хорошо осведомлен?»
Аня хихикнула, хотя ничего смешного в ситуации не было.
На прошлой неделе во дворе одного из домов соседнего района нашли мертвую девушку – в балетной пачке и пуантах. На детской карусельке. И вот второй случай. Опять балерина, опять на детской площадке…
«Ужас какой…»
Стоящий за Аней мужчина тронул ее за рукав:
– Девушка, вы свое кофе будете забирать?
– Вообще-то, свой, – убрав смарт в карман пальто, раздраженно бросила Аня, и стала закрывать стакан крышкой.
– Я так и сказал, – возразил мужчина, – у вас «пунктик» на грамотности, что ли?
Аня закатила глаза и буркнула, отходя:
– Хотя бы не на балете.
Она вышла наружу и на полном серьезе подумала набрать Славика и попросить, чтобы он ее встретил. Потом отругала себя за впечатлительность: солнце еще не село и мягко светит; кругом люди; до дома пара остановок и две минуты пешком по оживленной улице.
«В конце концов, сколько там прошло времени между этими балеринами? Есть еще неделя в запасе, убийцу-то, может, и поймают уже.»
Аня сделала глоток горячего капучино и, щурясь на солнце, бодро зашагала к остановке.
***
Маленькая фигурка крутилась на зеркальной поверхности музыкальной шкатулки в витрине сувенирного бутика. Проходя мимо, Аня зацепила ее краем глаза и вдруг остановилась, подошла ближе. Красивая. В балетной пачке и пуантах. Прямо как эти девушки – жертвы местного маньяка. Такая же худенькая, точеная, светлокожая. Аня бросила взгляд на свои тонкие запястья, на бледное отражение в витрине. Стало не по себе – как на прошлой неделе, после новости о втором убийстве. Ане показалось, что в отражении за ее спиной стоит кто-то большой и темный. Внутри все похолодело.
Аня сглотнула и с трудом заставила себя оглянуться. Манекен. Просто манекен у соседнего бутика.
«И чего меня опять сюда понесло? Кофе можно было и дома выпить…»
Девчонки-коллеги предлагали подвезти после работы, но домой Ане не хотелось.
С утра она повздорила со Славиком. Он-то, конечно, считает «было бы из-за чего».
Как там этот расхожий анекдотец? «Ложь неприятнее всего, когда она – глагол». Этот глагол и взбесил Аню с утра. Вернее, Славик, который спит с ней уже почти год и до сих пор не может понять, как ей важно, чтобы люди говорили правильно.
– У меня нет никакого желания общаться с колхозником! – зло бросила она под конец своего кипучего монолога и пулей вылетела за дверь.
Теперь и Славика не попросишь приехать. Подумает еще, что она отступила от своих принципов. Вздохнув, Аня решила вызвать такси и пошла за кофе. Забрав из автомата стаканчик, она вышла на улицу и достала смартфон. Экран не подавал признаков жизни.
«Блин! Блин! Дура! Опять забыла зарядить…»
Аня осмотрелась и никого подозрительного вокруг не обнаружила: компания подростков с полными руками пакетов из бургерной; мамаши с колясками; усталые после рабочего дня прохожие и такое же усталое серое небо над головой.
«Ладно, сама доберусь, не маленькая,» – подбодрила себя она и отправилась к остановке вдоль стоящих на парковке автомобилей.
Из-за стоящего в самом конце джипа к ней шагнул высокий мужчина. Удара Аня не ощутила. Разве что на долю секунды. Раз – и темнота.
***
Очнувшись, Аня почувствовала, что лежит на чем-то колючем и затхло пахнущем, руки и ноги стянуты, кажется, скотчем. Лицо слева болело, боль отдавалась в голове, а снаружи будто скальпелем резала мозг смутно знакомая, механическая мелодия. Она словно бы делала небольшой круг и начиналась заново. Открыть глаза было сложно и страшно.
Послышался скрежет ключа, скрип двери, шорох и звуки приближающихся шагов. Мелодия оборвалась. Кто-то похлопал Аню по щеке, в нос ударил запах нашатыря. Аня резко дернулась и все-таки открыла глаза. Силуэт нависшего над ней мужчины плавал в расфокусе взгляда и полумраке помещения. Аня отпрянула и закричала. Но голос ей изменил, осип и совсем заглох.
– Вот и правильно, – негромко сказал силуэт, – все равно не услышит никто. А будешь себя хорошо вести – даже больно не будет. Поняла?
«Тот самый маньяк?»
Сердце билось где-то в горле, отдавалось пульсом в висках, дыхание сбилось. Аня попыталась отползти от говорящего, но куда отползешь, если в прямом смысле приперт к стене?
– Поняла, спрашиваю? – он щелкнул лезвием раскладного ножа и прижал его к Аниной шее.
Аня не поняла – не осознала – ни слова, но быстро кивнула. Ужас накрывал приступом тошноты.
Маньяк отошел в сторону. Она резко выдохнула, потом еще раз – тошнота отпустила. Аня смотрела на фигуру в темном спортивном костюме и до крови кусала губы. Мысли неслись потоком, наскакивая друг на друга.
«Как? Как убежать? Что сделать? Пинать? Царапать? Высокий, но худой… И нож…»
Пока преступник возился с чем-то в углу, Аня стала смотреть по сторонам, ища возможности для спасения. Она сидела на узкой деревянной кровати, покрытой свалявшимся шерстяным одеялом. Помещение маленькое, темное, с обшарпанными стенами. Почти без мебели. Без окон – только тусклая лампочка ближе к железной ржавой двери без ручки. Что-то похожее на гараж или подвал.
Цикличная мелодия зазвучала снова. Аня повернулась на звук.
В углу, куда отошел маньяк, стоял старый деревянный комод, а на нем выводила пируэты маленькая фарфоровая балерина. Музыкальная шкатулка. Такая же, как та – из витрины сувенирного.
«Крутится и крутится, – подумала девушка, – будто…»
– Так вот почему на карусели, – озвучила Аня свою догадку.
Преступник удивленно взглянул на нее, но промолчал. Выдвинув верхний ящик комода, он извлек из него воздушный розовый ворох, пару пуантов в цвет и приблизился к девушке.
– Почему на карусели?! – вдруг закричала Аня, будто это сейчас имело значение. Будто это, вообще, отличная идея – злить двинутых на голову убийц. Маньяк слегка отпрянул. Потом бросил вещи рядом с Аней, улыбнулся даже немного простодушно:
– Чтобы красивее стало в городе.
Аню передернуло.
– От трупов – и красивее? – не удержалась она.
– Заткнись! – прошипел он, и потянулся к Ане с ножом.
Она снова вжалась в стену и крепко зажмурилась, цепенея.
Маньяк грубо потянул к себе ее лодыжки и перерезал скотч, потом сделал то же самое со скотчем на руках. Отходя обратно к комоду, ткнул ножом в сторону розового облака:
– Пуанты одень. И юбочку.
Тут Ане стало плохо окончательно, не думая о последствиях и шансах справиться с вооруженным спятившим мужиком, она резко вскочила, подалась вперед и со всей яростью, которая обнаружилась внутри, толкнула маньяка в спину.
Он качнулся вперед, неловко взмахнул руками в попытке сохранить равновесие, но все же не удержался. Налетев головой на открытый ящик комода, глухо вскрикнул, повалился на пол и затих.
Аня замерла над ним. Ее трясло, руки ходили ходуном. Она ждала, что вот сейчас маньяк пошевелится, встанет, и кошмар продолжится. Но время шло, а он все лежал.
Аня ожила и бросилась к двери, навалилась плечом – закрыто. Возвращаться искать ключ было так страшно, что проще умереть на месте. Но умирать не хотелось. Стараясь не шуметь, Аня вернулась назад, бросила взгляд на комод – ключа не увидела, там только маленькая балерина продолжала свой танец. Аня придвинулась к лежащему неподвижно телу, заметила и схватила выпавший из руки маньяка нож. Потом легонько пнула тело носком ботинка. Не дождавшись реакции, пнула посильнее. Тишина. Аня длинно выдохнула, вытерла о бедро вспотевшую ладонь, покрепче сжала рукоять ножа, наклонилась и осторожно сунула левую руку в карман убийцы. Пальцы коснулись тонкого металлического стержня. Аня чуть не вскрикнула от радости. Кинулась назад, открыла, вышла и заперла маньяка внутри. После привалилась спиной к стене и съехала на пол.
И тут ее разобрал смех. Аня хохотала, как ненормальная, выговаривая между всхлипами хохота:
– Ну что за идиот?.. Одень юбочку… Надень, твою мать! Надень! И это не юбочка, а пачка!
Музыка, до сих пор звучавшая из-за двери, замедлилась, превратилась в механический растянутый скрежет и, наконец, оборвалась
