Алексей плакал, не пряча слез от Варвары. Что уж теперь? Не было жизни, а теперь и вовсе пустота! Где-то живет его ребенок, дочка, о которой так мечтал, а он ни сном, ни духом…
— Михалыч! Убери своего волкодава! Или я за себя не ручаюсь! – Варвара Петровна, гроза всего поселка и, по совместительству, почтальон, захлопнула калитку перед носом Шарика, и погрозила псу кулаком. – Ууу! Злыдень! И чего тебе неймется? Едва видать, а гонору – не объедешь! Охранничек!
Варвара была зла.
На лохматого, невзрачного Шарика, лаявшего на нее, конечно, тоже. Но больше на его хозяина, Алексея. Пусть и прошло уже немало с того дня, как молоденькая, влюбленная до одури Варенька, возомнив себя героиней пушкинского романа, всю ночь напролет сочиняла письмо своему любимому, но сердце-то помнило… И то, как плакала она, сгорая то ли от стыда, то ли от предвкушения чего-то нового, до той поры неизведанного. И то, как Алексей, отозвав ее в сторонку на вечерках, вернул ей письмецо, со словами:
— Не дело это, Варюша! Ты же знаешь, что я Танюшку люблю!
Помнила Варвара и свое негодование, всколыхнувшееся мутной, дурной водицей в душе, после слов Алексея. И слова, которые в отчаянии крикнула тогда ему:
— Не будет тебе счастья! Не допущу! Моим не будешь?! Значит, и никому не достанешься!
Что грозного было в тех словах? Да ничего! На полушку, и то не наберется! А только сработало ее проклятие… Не видал Алексей счастья в своей жизни. Одни только беды да потери… Разве знала она тогда, что так все получится?!
Шарик залаял громче и на крыльце показался Алексей.
— А, это ты, Варя… Привет! Что хорошего скажешь?
— Письмо тебе, Лёша.
— Письмо? От кого бы это? – удивленно протянул Алексей, хромая по ступенькам.
Нога у него давно уже не сгибалась. Сколько ни бились врачи, а ничего у них не вышло. Тяжелое ранение, полученное Алексеем во время службы, давало о себе знать даже много лет спустя.
Шарик запрыгал вокруг хозяина, пытаясь привлечь к себе внимание и Алексей нагнулся, чтобы погладить собачку:
— Ай, молодец, Шарик! Охранник ты мой!
— Ага! Молодец! – буркнула себе под нос Варвара, протягивая письмо Алексею. – Получай! В ящик кидать не стала. Знаю, что ты туда не заглядываешь.
— Да вроде как ни к чему это. Ты же знаешь, что писать мне некому.
Конечно, Варвара это знала. Кому, как ни ей знать все и обо всех в поселке? А уж про Алексея и говорить нечего! Она присматривала за ним по собственной инициативе, зная, что о помощи он никогда не попросит, хотя сам всегда готов помочь любому.
А еще Варвара чувствовала себя виноватой перед Алексеем. Ведь это с ее легкой руки вся его жизнь пошла наперекосяк. И пусть он об этом не знал, но Варваре от этого было не легче.
— От кого письмо-то, Лёша?
— Не пойму что-то, — Алексей покрутил в руках листок бумаги, который вынул из конверта. – Тут и письма-то никакого нет. Два предложения всего. «Приезжайте. Все узнаете». Ерунда какая-то… Что узнаю? Куда ехать?
— Адрес обратный есть? – Варвара деловито потянулась было за конвертом, но Шарик залаял так звонко, что она тут же отдернула руку. – Да чтоб тебя, скаженный! Что ты лаешь так?! Аж сердце вон! Напугал!
Алексей протянул Варваре конверт, но на Шарика не шикнул. Незачем. Собака свою службу знает. Пусть и маленький росточком, а грозный охранник. В этом Алексей уже успел убедиться, когда Шарик поднял лай зимой, спасая дом от воров и пожара. Какие-то залетные воришки сунулись было во двор к Алексею, чтобы поживиться хоть чем-нибудь, да и подпалили случайно курятник. Алексей уснул перед телевизором и не услышал, как по двору ходят чужие. А вот Шарик не дремал. Кинулся к дверям, залаял, будя хозяина, и благодаря этому Алексей успел не только курятник потушить, но и накостылять одному из воришек. Тот был совсем пьяненький, и толком не разобрал, что за собака на него кидается. Заметался испуганно по двору, когда Алексей выпустил Шарика, и забился в угол, моля убрать собаку. Алексей грозного своего охранника на руки подхватил, успокаивая, а воришке отвесил как следует по шее. Чтобы впредь тому неповадно было по чужим дворам шастать!
Варвара покрутила в руках конверт и пожала плечами:
— Это рядом. Соседняя область. Может быть, стоит съездить? – спросила она и тут же прикусила язык.
А если это письмо от той, о ком все и думать забыли?! Ой, что тогда будет!
— Не знаю, Варя… Что хорошего скажут те, кто такое вот письмо прислал? Хотели бы переговоров – написали бы обстоятельно, что да как. А это что? Может, ошиблись?
Варвара хотела было свернуть разговор, точно зная, что Алексей с места не тронется, не зная, чего ждать от незнакомых людей. Да только что-то толкнуло ее изнутри, заставляя, наконец, подумать не только о себе.
— Лёш… Не ошибка это… Я не хотела тебе говорить… Не знала, как… Но, наверное, ты должен знать. Это скорее всего от Таниной дочки письмо.
— От кого? – Алексей замер, и Шарик запрыгал вокруг хозяина, пытаясь привлечь его внимание.
— Ты же слышал. Зачем переспрашиваешь? – вздохнула Варвара и толкнула калитку.
Шарик в этот раз почему-то промолчал. Не кинулся на нее, не цапнул за ногу, как сделал бы это в любое другое время. Напротив, притих, забившись по скамейку, стоявшую во дворе, и даже не пикнул, когда Варвара тяжело опустилась на нее и похлопала ладонью по нагретым солнцем доскам.
— Садись, Алексей Михайлович. В ногах правды нет. Разговор у нас с тобой долгий будет. Но давно пора… Виновата я перед тобой. Да так, что и слов не подобрать, чтобы повиниться… Хоть и много лет прошло, а давит…
— О чем ты, Варя? – Алексей присел на лавочку, поглаживая Шарика. – Ни в чем ты передо мной не виновата! Если бы не ты, я вообще не знаю, где был бы сейчас!
— Жил бы своей семьей, Леша. Воспитывал бы дочь и радовался жизни.
— Какую дочь?! Ты что несешь, Варвара?! – побледнел Алексей, и Шарик снова залаял возмущенно, гоня от хозяина женщину, от которой пахло почему-то бедой.
— Такую… Родную твою дочь, Леша. Татьяна, когда уезжала – уже носила ребенка-то. Тебе не сказала, потому, что ты бы ее и слушать не стал после того, как о Коляне узнал. А дочь – твоя! Я точно знаю! Мне Таня сама сказала перед отъездом.
— И ты молчала! – Алексей поднялся было со скамейки, но тут же рухнул обратно, закрыв лицо руками. – Что же я наделал…
— Не ты, Лешенька… Не ты… Я виновата! Могла тебе сказать, а не стала этого делать. Думала, что ты Татьяну свою забудешь и ко мне переметнешься. Могла и письмо тебе не отправлять, что мать твоя написала. То, в котором она поклеп на Татьяну возвела… Не было ничего, Лёш. Не было Коляна. И вообще никого у Татьяны не было, кроме тебя. Весь поселок об этом знает! И только ты родным своим поверил. Да так, что когда мать перед тобой повинилась перед уходом, ты ее и слушать не захотел. Решил, что бредит. А она правду говорила. Татьяну твою она никогда не жаловала. На свадьбе вашей слезы лила да соседкам говорила, что пути вам не будет. А сама же эту дорожку и выстилала ложью да злостью своей. Прости, Лёша, она мать тебе, и я понимаю, что так нельзя. Об ушедших либо хорошо, либо ничего. Да только я ее теперь понимаю. У самой два сына подрастают. И кого они в дом приведут – мне пока неведомо. Дай Бог, чтобы души хватило чужую принять! Меня свекровь не любила, но никогда не обижала. Надеюсь, и я так смогу, если по сердцу девчоночка не придется мне… Сложно это, Лёша… Растишь-растишь, всю душу до капельки отдавая, а потом приходит другая и нет твоего сына… Увела… Неправильно это, так рассуждать… Все понимаю! А поделать ничего с собой не могу… А потому знаю, почему мама твоя так поступила. Почему наговорила лишнего, не побоявшись, что ты сорвешься и глупостей наделаешь. Не было там страха, Лёшенька. Только боль одна да злость. И я теперь хорошо знаю, к чему такая одержимость детьми приводит… Ведь жизни тебя лишили. И я тоже тут виновата.
— Чем же?
— Мать твоя, когда на почту пришла, письмо то злополучное отправить, рассказала мне, что в нем. А я смалодушничала. Надо было порвать его да выбросить! А я взяла, да и отправила… Оправдала себя тем, что это моя работа. Хотя о ней-то в последнюю очередь тогда думала!
— Что уж теперь…
— Ничего… Ты прав, Алексей! Не исправишь сделанного и не воротишь. Я ведь искала ее. Татьяну-то. Письма писала и тетке ее, и друзьям, кого знала. Уже после того, как сама замуж вышла. Уж двое детей у меня было, а я все в город ездила… Пыталась ее найти. Знала только, что она девочку родила. Об этом Таня мне успела сообщить, а потом пропала.
Алексей плакал, не пряча слез от Варвары. Что уж теперь? Не было жизни, а теперь и вовсе пустота! Где-то живет его ребенок, дочка, о которой так мечтал, а он ни сном, ни духом…
Кулаки сжались сами собой, но звонко тявкнул Шарик, и Алексей опомнился.
— Почему она мне ничего не сказала?
— Гордая потому что! И глупая… Случись со мной такое, я бы за любимым на пузе ползла и прощения просила, даже если бы не виновата ни в чем была! Лишь бы вместе… Лишь бы рядом… А она?! Мужняя жена, а развернулась и только ее и видели! Да еще и вместе с дитем! Скажи мне кто что-нибудь такое про мужа моего, я бы и слушать не стала! Что это за любовь такая, которая первому плохому слову верит?! Не знаю… Лёш, что ни делается, все к лучшему!
— Что ты несешь, Варвара? – голос Алексея был тих, но ненависть, которую Варвара услышала в нем, напугала бы кого угодно. А уж ее и подавно.
— Повинную голову не секут, Алексей Михайлович! Знаю, что злишься сейчас на меня. И прав ты во всем, а только мы с тобой не один год друг друга знаем. И сколько между нами и хорошего, и плохого было – не сосчитать! Разве я тебе зла когда-нибудь желала?
— Нет. Врать не стану. Не было. И помогала ты мне всегда. Помню я, как с мамой пособила, когда она слегла. Помню, как ко мне в больницу беременная моталась…
— Боялась я за тебя, Лёша… — Варвара вздохнула и протянув руку, машинально погладила Шарика, даже не думая сейчас о том, что тот может ее укусить. – Видела, что жизнь тебе не в радость, а поделать ничего не могла!
— Рассказать могла мне обо всем…
— Моя вина, Леша. Могла.
— А чего ж не сделала?
— Сама не знаю. Побоялась, наверное. А ну, как не сладилось бы у вас? И что тогда? Ты же жить бы совсем передумал. И я ничего бы не сделала. Не уберегла бы…
Они помолчали.
Тихо клонился к закату день, золотя напоследок макушки ив у реки. Посапывал у ног хозяина притихший Шарик, изредка поднимая лохматую голову, чтобы проверить, не нарушает ли порядок Варвара. Он уже забыл, что именно она принесла его, едва живого, изъеденного блохами и никому не нужного, в дом Алексея. Вручила хозяину и приказала выхаживать, так как сама этим заняться не могла. Собиралась в роддом за вторым сыном.
— Хочешь, я с тобой поеду? – наконец нарушила тишину Варвара. – Объясню девочке все, как есть.
— Не надо. Я сам.
— Лёш, она тебя услышит. Если сама позвала, то готова слушать…
— Я надеюсь!
Больше они не скажут друг другу ни слова. Молча разойдутся в разные стороны и утром Варвара узнает, что Алексей забрал Шарика и уехал из поселка. Она будет долго сидеть на лавочке у его калитки, тихо плача и прося прощения то ли у неба, то ли у своей памяти. А потом встанет и пойдет домой, где напишет длинное письмо той, кого искала долгие годы. И на следующий день отправит его, молясь о том, чтобы оно было прочитано вовремя и возымело нужный эффект. А в тот же вечер старших сын сообщит Варваре, что решил жениться.
Она примет эту новость. Не сказать, что с радостью, но и без особой грусти. А потом постарается сделать все, чтобы в ее семье стало на одного ребенка больше. И невестка, которая будет поначалу осторожничать, уже после рождения первенца назовет-таки Варвару мамой.
А еще несколько лет спустя Варвара узнает, что Алексей помирился с Татьяной. И богатая, широкая свадьба их дочери, на которую Варю пригласят, будет лучшим подтверждением тому, что никогда не поздно признать свои ошибки.
И Варвара наревется вдоволь, глядя на тоненькую красивую невесту, так похожую на своего отца. А потом расцелует ее, искренне желая счастья молодым, и стараясь не думать о том, что эта красавица могла бы быть ее дочерью…
Потому, что нельзя думать о себе, когда желаешь счастья другому…©
