…Лена приехала только вчера вечером, успешно сдав сессию и решив провести каникулы дома. Когда первые восторги от встречи улеглись, она зашла на кухню, к напевающей что-то матери, села на табуретку и, повертев в руках солонку, сказала:
-Мам, вы не могли бы мне с отцом одолжить денег?
Мама поставила на стол тарелку, которую только что с усилием вытирала полотенцем, и обернулась.
-Ну, а сколько тебе нужно и на что?
-Я хочу купить шубку. Ты знаешь, мама, я такую себе присмотрела! Закачаешься! Вот, фотографии у меня в телефоне есть.
Она быстро пролистала цветные, улыбающиеся лица подруг и ткнула матери в лицо свое изображение в полный рост. Шуба, чуть ниже талии, действительно, хорошо сидела на девушке, отливая серебристо-черным мехом. Приталенная, с широкими рукавами, пуговицами интересной продолговатой формы, Лене она сразу приглянулась.
-И сколько ж такое добро стоит?
-Ну, не важно, я в кредит хочу взять. Первый взнос только помогите мне заплатить.
-Значит, дорого…
Мама села напротив Елены.
-Понимаешь, детка, у нас нет сейчас лишних денег. Денису «брекеты» сказали сделать, потом ему за институт сколько платить будем, неизвестно, выпускной опять же скоро… Отец машину думает продавать…
Девушка прищурилась и зло посмотрела на мать.
-Как же так, мама! О моих-то зубах никто не думал, а ему сделаете. Машину даже продаете! Пусть Денис идет работать, пусть сам на себя денег накопит!
-Лена, ну, не надо, пожалуйста!… Из-за какой-то шубы… Ну, куда ты в ней будешь ходить? Ты молодая, потом и шуба появится, и все остальное…
А девчонка все распалялась, чем меньше она получала от родителей, тем больше крепла в ней злость и ненависть.
Младший брат Лены сидел в это время перед компьютером и судорожно жал на клавиши, мечтая пройти очередной уровень игры. Наушники надежно защищали его от семейных ссор, неурядиц, скандалов и, вообще, всех тем, его напрямую не касающихся.
Он, появившийся как-то внезапно в Лениной жизни, по ее возвращению из длительных «гостей» у бабушки, занявший вдруг столько времени и пространства, что становилось страшно, занимался теперь футболом, много проводил времени на тренировках, учебу уже давно забросил, в школе появлялся лишь время от времени. Но директор жалела его, потому как Денис всегда участвовал в школьных соревнованиях, боролся за честь класса.
Парень заканчивал школу с весьма посредственными результатами. Первое время мать старалась его вразумить, но сын то ли был слишком ленив, то ли просто знал, что и так все будет хорошо. Папа обещал продать машину, есть еще материнские деньги – значит, для института хватит. Да и учиться там он не хотел, решив, что станет футболистом. В команде его считали за умелого, ловкого игрока, игру, соперников он чувствовал как себя, что и нравилось тренеру.
-Ты, Ден, особо не переживай. Пристроим в хорошую команду, а институт… Пусть будет, мало ли, что, — успокаивал тренер.
И Ден не переживал. Вот только Лена почему-то считала, что брата нужно воспитывать, вбивать в него ум-разум. Сначала мальчишка это терпел, а потом просто ударил кулаком по столу и велел больше не трогать его.
Лена уехала учиться, он остался. Кажется, жизнь выровнялась, успокоилась. Но каждый приезд дочери домой заканчивался скандалом…
-И не надо мне ничего от вас! – кричала Лена, кидая только что разложенные на полках шкафа вещи обратно в чемодан. – Сама проживу!
-Но, Лена! Ты не права! Ты не так все поняла! – мать растерянно стояла, сжав в руках Ленкин свитер. – Денис твой брат, неужели, тебе жалко для него денег?!
-Для него? Для него, мама?! А для меня? Ни денег, ни времени у вас вечно не хватало! Всегда вы отправляли меня куда-никуда, только подальше, чтобы не мешала сюсюкать с этим оболтусом!
-Лена, не кричи, ты не права! – встрял, было, отец, но, увидев глаза дочери, исчез на кухне.
-Конечно, я не права! Я пробивала все себе сама – и хорошую учебу в школе, и институт, и работаю, чтобы просто жить нормально, пока учусь. А Денис у нас так не может, он у нас особенный!… Я первый раз в жизни попросила у тебя денег, мама, первый раз! И ты отказала. Ну, с меня хватит, живите, как хотите, я больше сюда не вернусь.
-Лена! – отец встал в дверном проеме. – Глупо ведь, из-за тряпки ссориться. Ну, сколько тебе там надо?
И он вытащил из кармана бумажник.
-А нисколько! Подавитесь вы своими денежками. Но и мне больше не звоните
Она вжикнула молнией чемодана, дала брату подзатыльник и ушла, хлопнув дверью…
…Уже стоя на платформе железнодорожной станции, она набрала номер подруги.
-Галь, давай завтра погуляем по городу! Пожалуйста…
Та удивилась, но отказывать не стала…
…В торговом центре было шумно, играла громкая музыка, под высоким прозрачным куполом еще крутились огромные блестящие шары, гирлянды подмигивали прохожим, елки, выстроившиеся вдоль торговых аллей, словно девчонки в нарядных платьях на красной дорожке подиума, ловили людей за одежду мягкими, игольчатыми веточками, заставляя остановиться и полюбоваться своим отражением в гладкой поверхности качающихся на ветру игрушек. Их век еще не прошел, хотя праздники давно скрылись за занавеской сиюминутных, отчего-то никуда не исчезнувших забот.
-Ну, — Галина, подруга Лены, взяла ее под локоть и повела вперед. – как дела? Как родители? Ты, что, не у них каникулы будешь проводить? Вроде говорила, что уезжаешь…
Лена тяжело вздохнула.
-Нет, я тут буду, в общежитии. Надоело мне с ними, я, как всегда, пустое место, лучше уж тогда одной! Я каждый праздник с ними — как на вулкане. То ли поругаемся, то ли нет…
-А как же Дениска? Поди, соскучился по тебе? — Галя свернула в сторону, села на скамеечку и протянула Лене мороженое.
Лена буркнула что-то себе под нос.
-В каком он сейчас классе? –все приставала Галина.
-В одиннадцатом.
-Скоро выпускные экзамены, — протянула подруга. – Он уже думал, куда поступать будет?
-А что ему думать-то? Мать с отцом уже денежки отложили на учебу, если не поступит на бесплатное… А он, по-моему, не поступит. Представляешь, я у родителей попросила денег на ту шубу, помнишь?
Галина кивнула.
-Ну, так вот! А они отказали! Они мне вообще не помогают, Галка!
-Как не помогают, а общежитие вроде отец тебе помог получить. Там же что-то с комнатами было…
Лена не ответила, только пожала плечами и отмахнулась,
Девушки поднялись и пошли вдоль витрин. Мимо сновали люди с красивыми пакетами, в каждом коробка, перевязанная лентой, с названиями дорогих фирм и элитных бутиков.
-Смотри! Сумка какая… Я бы такую купила! – Галина прилипла лицом к стеклу. – В институт, правда, жалко такую носить… Вот стану богатой, куплю!
-Да ну! – Лена пожала плечами, рассматривая Галину мечту. – Неудобная она, лямка короткая, карманов мало, а ты с собой столько всего таскаешь, что и рюкзака не хватит! Вот шубку бы я одобрила…
Галина помолчала, раздумывая.
-Да, пожалуй, ты права… Ладно, пойдем мармелада, что ли, купим. Ты какой любишь?
Подруги зашли в магазинчик, набрали по кульку разноцветного, химически-кислотного угощения и решили подняться на второй этаж.
Встав на мостике между двумя галереями, они рассматривали прохожих внизу, следили за огоньками, пробегающими вдоль перил, любовались задорно подмигивающими гномами, стоящими у выхода на улицу.
-Отец машину будет продавать, — вдруг сказала Лена. – Тысяч пятьсот выручит. Но этого мало, надо искать еще где-то, чтобы Дениска учиться в нормальный ВУЗ пошел.
И усмехнулась, горько, с обидой.
-Машину?! Он же на ней таксует. И как тогда? – Галя прищурилась, пытаясь рассмотреть парня, что внизу примеривался к выставленному на красной дорожке, на всеобщее обозрение, красивому, черному автомобилю.
-Возьмет в аренду, наверное. Даже проще, гаража не надо, вернул на стоянку, и дело с концом.
-Так и хорошо тогда. Ты погоди, может, и купишь себе ты эту шубу. Хотя зачем она тебе? Я помню, щупала ее, она тонкая!
-Зачем? А зачем моему братцу зубы выправлять? Зачем ему учиться на платном, пусть идет в слесари или еще куда! Затем, Галя, что я тоже человек, и у меня есть свои желания! Хоть раз могу я воспользоваться своим родством, в конце концов?!
Я всегда все себе сама добывала! Еще в школе разносили с подружками рекламу, бросали ее в почтовые ящики, а нам вслед кричали злые соседи, что только мусорим… Но это были мои первые деньги. На них я тогда купила себе косметику, было, чем лицо размалевать на выпускной.
-Да ладно тебе, нашла, что вспоминать! Зато ты самостоятельная, а Денис твой мямля! – Галина встрепенулась и потянула подругу вниз, к выходу. — Такая погода сегодня, прямо как из сказки, ты только глянь! Коньки пора вынимать из шкафа! Пора! Есть у тебя?
-Нет. Я не катаюсь.
-Зря, очень воодушевляет. Надо будет тебе на моих попробовать, а я себе побольше куплю на размер.
-Ты что, не надо! Я все себе сама…
-Ну, сама, так сама.
Галя повертела в руках елочный шарик, красивый, прозрачно-сиреневый, прячущий внутри целую деревеньку с летящими над ней санями, развернула ценник, надула губы и положила игрушку обратно на прилавок рождественского базара.
-И куда ж он поступать собрался, Денис твой?
-На юридический.
-Ох, ты! Куда запрыгнул…
-А ты думала… Это не мой педагогический. Хотя, справедливости ради скажем, что я на бюджет поступила, хватило мозгов. Я все-таки молодец!
-Да, Ленок, ты молодец!
Девушки обнялись и вышли на улицу.
Дома, витрины магазинов, стоящие вдалеке машины — все было занавешено снежной, трепещущей на ветру шторой, вокруг палаток на Рождественской ярмарке суетились люди, ели крендели, насыпая на снег крошки, которые потом, прямо на лету, хватали озябшие воробьи, компании молодежи, встав в кружок, пили дымящийся малиновым, облепиховым, лимонным духом чай, смеялись и беззаботно о чем-то говорили.
-Поехали ко мне. Родители на дачу укатили, а мы с тобой посидим, погреешься, я суп такой сварила, закачаешься! – Галина потянула подругу за рукав, девушки, осторожно шагая, доковыляли по ледяному насту до метро и нырнули в душный поток таких же праздно гуляющих пассажиров…
… Лена зашла в прихожую и остановилась, растирая покрасневшие от холода руки.
-Красиво у вас! Сами ремонт делали?
-Да ты что! Нанимали, конечно. Вот тапочки, тебе с собачками или тигром?
Лена выбрала тигров.
Когда суп был уже съеден, и посуда нырнула в бездонное нутро посудомоечной машины, в замке что-то лязгнуло, щелкнуло, входная дверь распахнулась, и в квартиру кто-то вошел.
-Кто там? Мам, вы вернулись? – Галя высунулась в коридор, дожевывая конфету.
-Нет, сестричка. Это твой блудный брат, Мишенька. Люби и жалуй!
Галка взвизгнула и бросилась обнимать Михаила, потом опомнилась.
-Мишка, это моя подруга Лена. Ох, Мишка! Как же я соскучилась!
Она полезла целовать небритую щетину брата, но тот отстранил сестру и чуть поклонился новой знакомой.
-Очень приятно, Елена. Вы прекрасны! – и протянул ей букетик ромашек в серо-коричневой бумаге. Цветки горели белыми лампочками с золотыми точками посередине.
-Ты, Галь, извини, я тебе хотел подарить, — шепнул он потом девушке, — но уж так вышло…
Галя легонько ткнула брата в спину кулачком, зыркнула на Лену и букет, потом всплеснула руками.
-Ребята! У нас же пирожные есть, родители забыли, а мы съедим! Ох, люблю новогодние праздники!… Мишка! Ты бы предупредил, что приедешь! Родители тогда остались бы дома.
-И я бы не встретил твою подругу Елену… — печально вздохнул Мишка и подмигнул девчонкам. – Мне на неделю раньше дали отгулять. Так что неси, роднуля, пирожные, ставь чайник и вынимай из шкафа чашку. Хотя… Это кто пил из моей чашки?! – взревел он, ударив кулаком по столу.
-Не переигрывай, — Галя плюхнула перед ним тарелку, бряцнула кружкой с красными звездами-снежинками и продолжила. – Гостю место и лучшую посуду. А ты переживешь! Вот пирожные, с кремом, как мы все любим!
Лена смутилась, хотела, было, попрощаться и уйти, но Миша как-то так по-простому, по-доброму, как своей «в доску», улыбнулся ей, и она осталась…
Галя всегда любила зиму, волшебные, разноцветные, пахнущие елкой и чаем с медом праздники. Миша, как бы ни поворачивалась их с Галкой жизнь, заставлял девчонку верить в чудеса, загадывать желания и верить в сказку. Столько лет прошло, Мишка стал совсем взрослым, Галя тоже, но было между ними что-то, что до сих пор, особенно зимой, заставляло тянуться друг к другу, словно напоминая: «Я все еще есть, я рядом, я помню о тебе!»…
…Елка пушистой пирамидой украшала уголок комнаты, закрывая некрасивый подтек на обоях от недавнего потопа, на окнах распластались тонкими уголками вырезанные из бумаги снежинки, а тапочки-тигры переминались, морща усатые носики. Январь никак не хотел отпускать праздничное настроение, все любовался на себя в отражении елочных игрушек, замерших на ветках…
Лена, разрумянившаяся, опьяневшая от тепла, сидела на диванчике.
Ребята играли в «Монополию».
-Ну, Галка, ты опять! – возмущался Михаил.
-Да что опять?! Игра такая, я ни при чем.
-Нет, это невозможно. Сестра последние портки снимет ради своей выгоды! – он бросил на стол бумажки, встал и отошел к окну. – Коза! – буркнул он через плечо.
-Ну, понеслось…А, знаешь, что? – Галя устало складывала игру в коробку. – Ты прав. И пусть ее, эту «Монополию», всегда мы на ней ссоримся. Чем же мне вас еще развлечь?
-Да, Галь, я пойду, наверное.
Лена медленно встала. У Гали было хорошо, беззаботно, спокойно и просто. Как будто вот это и есть ее, Ленкина, семья, ее брат, сестра…
-Оставайся! На диване тебе постелю. Ну, куда ты по ночи поедешь!?
-Нет, у меня чемодан у вахтерши остался, я бросила, сразу ушла. Нехорошо. Пойду. Да и вам отдохнуть надо. До свидания.
Она уже стояла в прихожей, завязывая на шее пушистый, мягкий шарф.
-Ты к метро? Я провожу, — Миша выскочил в коридор. – Заодно в магазин зайду. У этой недотепы, — он кивнул на Галю, — холодильник пустой. Всё, Галка! Закрой за нами, мы поехали.
-Миша, мусор захвати! – Галя сунула ему в руки пакет и, подмигнув подруге, захлопнула за ними дверь…
…-Лена, — когда молчание слишком затянулось, спросил Михаил, когда они уже сидели в автобусе, глядя на желтые круглые разводы от фонарей на запотевшем стекле. – А почему ты решили стать педагогом? Ну, это же так… ну, так…
Он замялся.
-Скучно? – подсказала девушка.
-Ну, вроде того. Столько разных профессий, с хорошей зарплатой, с командировками… А тут педагогика… Ну, Галя, она-то прирожденный долдон, ей на роду написано учить. А ты? Зачем ты такую профессию выбрала? Красавица, вся такая статная, уверенная в себе…
Лена кивала, усмехаясь. Мишу развезло немного, он лепил все искренне, многословно и витиевато, немного пафосно и торжественно.
-Денис, мой брат, родился, когда я была в четвертом классе. Тогда на несколько месяцев меня отправили к бабушке, — начала она, наконец. – Это было очень странно – встречать родителей с коляской в парке и здороваться, пока бабушка разглядывала витрину киоска. Странно было рассматривать Дениса в кроватке и не сметь к нему прикоснуться. Мама очень боялась всяких инфекций, а у меня были вечно грязные руки…
-Твой брат инвалид? – Миша нарисовал на окне сердце, пронзенное стрелой, потом превратил все это в ушастого енота, а потом и вовсе стер рукавом. – Он родился каким-то слабеньким, может быть?
-Нет, вроде. Просто так решили родители, что мне надо пожить отдельно. Ну, так вот. Я жила с бабушкой. Это было даже хорошо, мать, наконец, оставила меня в покое с уроками, а бабушка и так забирала меня всегда из школы и возила на кружки. Идиллия, что и говорить.
-А бабушка с чьей стороны? – уточнил Михаил.
-Бабушка? Бабушка со стороны отца.
-Понятно. Дальше!
-Что дальше?
-Ну, рассказывай, как бабушка связана с твоей профессией. Только прервемся, нужно пройти в метро. Тебе до какой?
Лена назвала станцию.
-Отлично! – кивнул Миша. – Это далеко.
-Это ужасно далеко, и ничего в этом хорошего нет.
-Зато я все успею узнать. Ну, так что бабушка?
-Бабушка моя была репетитором. Раньше она работала в школе, потом ушла на пенсию и стала принимать учеников на дому. Это всегда было помпезно. Вечером, ровно в пять, она вставала в прихожей и встречала своих «деточек». Деточки, дылды-одиннадцатиклассники, лебезили перед ней, кивали и смущенно улыбались, рассаживаясь за круглым столом в гостиной. Бабушка преподавала русский язык и литературу. А я, соплюшка с двумя кривыми косичками, сидела в сторонке, и наблюдала.
Это было потрясающе! Это был театр одного актера. Каждый день эти лоботрясы готовились к сочинениям, они буквально молились на бабу Сашу, и я замирала и смотрела на бабушку. Вот это был успех! Она была королевой, царицей, она буквально захватывала учеников целиком…
Бабушка ж у меня театральное закончила. И каждое занятие было спектаклем.
-И почему ты тогда на педагога пошла, а не на актрису? Хотя, конечно, так разумнее.
— У меня нет ее таланта. У отца был, но потом он его потерял. Я помню, когда была меленькой, папка передо мной целые сказки разыгрывал, было весело. Потом появился Денис, сказки закончились.
-Нет, ну, я не понял, а почему ты с родителями-то не жила? –Миша прижался лицом к окну, пытаясь разглядеть название остановки. – Не проехали мы еще?
Лена помотала головой.
-У нас двушка, решили, что будет тесно. Мол, мне уроки делать надо, заниматься, а тут мама с малышом. И я ему мешаю, шум от меня. Ну, так мне сказала мама.
-Ерунда какая-то! У нас с Галкой тоже примерно такая разница, как у вас с Денисом, но мы жили одно время в однушке. Мы и родители. Это потом уже такую квартиру получили.
-Все разные… — протянула Лена и, соскочив с сидения, подошла к дверям. – Наша.
В метро ехали молча, поезд медленно, устав от дневной суеты, полз по рельсам, нехотя раскрывал двери, выпуская из своего нутра пассажиров и заглатывая новых.
Долго стояли на «Воробьевых горах». Прижавшись к окну, Лена смотрела на замерзшую воду, на тонкие, графитные трещины, тянущиеся вдоль следа от какого-то загулявшего кораблика, что еще надеялся прорваться через зимнюю стужу, на россыпь огоньков, что, пробиваясь сквозь влажный воздух, подмигивали звездам.
Длинные перегоны между станциями, мерный стук колес и шум в динамиках вагона клонили в сон. Лена, как ни старалась, в полудреме положила голову на Мишино плечо, потом встрепенулась, но сон опять накрыл ее своими пушистыми покрывалами.
-Лен! Лен, просыпайся, наша следующая! – парень растолкал знакомую и потащил ее к дверям…
Они вышли на улицу и побрели по тротуару, хрустко давя подошвой снежные катышки.
-Так что бабушка? – опять пристал Миша.
-А что бабушка… Бабушка была на сцене, пусть не настоящей, но все же. И была счастлива. Я тоже так хочу, хочу, чтобы на меня смотрели и восхищались. На актрису я не тяну, уж больно личиком в папу пошла, вот и решила, что можно, как баба Саша, учителем устроиться.
Ветер раскачивал ветки черных, крючковатых деревьев, скрежеща ими о железные крыши.
-Кофе будешь? – Миша потянул девушку в кафе. – Зайдем, а то я что-то продрог. Провожай тут вас всех, никакого здоровья не хватит! Ладно, ты какой пьешь – с молоком?
Сотовый зазвонил в его кармане как раз, когда сели за столик.
-Ну, где ты ходишь? Вроде до общаги на метро близко? Сколько можно тебя ждать? – Галин голос осой звенел в воздухе.
-Мы гуляем, отстань! – Миша выключил телефон и обернулся, глядя, как Лена, обхватив руками горячий стакан, кутается в воротник куртки.
-А ты где работаешь?- спросила девушка. – Галя как-то никогда и не говорила. Да и вообще не говорила, что у нее есть брат.
-Не говорила? Она меня бережет, — улыбнулся Миша. – Боится всё, что я женюсь, уеду от нее.
Лена только пожала плечами. Вот ей вообще все равно, что там с Денисом, как он живет, их пути даже не шли параллельно, уж не говоря о том, чтобы слиться в один, семейный тракт.
-Я в оркестре играю. В военном. Вот, увольнительную дали, приехал домой. А так, ездим, выступаем, мне нравится.
-На чем играешь?
-На тромбоне, да это неважно. Вот, понимаешь, я тоже на сцене, но мне вообще все равно, что там происходит в зале, кто сидит. Я, когда играю, весь в своем деле. Ну, с головой прямо. Есть я, ребята вокруг, дирижер наш, Иван Дмитриевич. И все. Остальное не важно. Я просто, Лен, одного понять не могу, ну, внимания тебе хочется, это понятно, но в школе, — он вздохнул, передернув плечами, — в школе-то не театр, там зрители не стояли в очереди за билетами, чтобы на тебя посмотреть, там ты вдалбливаешь в их головы то, что чаще всего не вдалбливается. Это совсем другое, чем ты ждешь… Тут другое надо любить… Твоя бабушка все же умела учить, хотела это делать, видимо, а не просто кривляться перед публикой… Ну, мне так кажется… Галя мне сказала, у тебя дома плохо, что тебе не хватает родителей, их внимания… Извини, если лезу не в свое дело! Но работа семью не заменит, все равно это будет тянуться за тобой, как бы ты ни старалась уверить себя, что все хорошо. Обычно каникулы дома проводят, а ты здесь, в пустом общежитии, так неправильно…
Лена сначала слушала его молча, потом вдруг вскочила, бросив пустой стаканчик в мусор, схватила шарф, сумку и, наклонившись над мужчиной, прошептала:
-Ну, спасибо, что проводил, спасибо, что раскрыл глаза! Пойду, утоплюсь, раз ничего из меня в этой жизни не выйдет, раз нет у меня нормальной семьи! И профессию я не ту выбрала. Да, я хочу внимания, чтобы меня уважали, чтобы ценили, я хочу учить детей тому, чему меня не учили отец с матерью. Так бывает!
Она выбежала из кафе и, поскальзываясь, пошла вперед.
-Да стой ты! – Миша выскочил за ней. – Ты чего?!
-А ничего. У тебя своя жизнь, а у меня своя. Кто просил тебя тут умничать?! Какая тебе разница, кто я, и что из себя представляю, чем буду заниматься? У тебя-то все хорошо, в детстве тебе в попу дули, а ты улыбался, в глазки тебе заглядывали и леденец пихали. Вы с Галкой как сыр в масле катались, да и сейчас, вон, не бедствуете. Поди, и денежек родители подкидывают!
Появившаяся на лице Миши улыбка быстро слетела с губ, оно стало каменным, каждая черточка заострилась, стала резкой, грубой. Все его очарование куда-то улетучилось, а вперед выступило жестокое выражение отчужденности.
-Знаете, Лена, я думал, что моя сестра умеет выбирать себе подруг. Но, видимо, ошибся. Ты совершенно не знаешь, о чем говоришь, девочка. Начиная с первого класса и до моих пятнадцати лет, мы с Галкой в интернате жили, хлебнули всего, пока родители решали, кто из них нас больше любит, и как они нас будут делить. А потом у отца шарахнул инсульт, одумались, решили жить, как нормальная семья. А мы-то уже не могли, как нормальная. Мы им не доверяли, обиды были, злость, я так их вовсе ненавидел. Они нас не знали. Все как будто с нуля начинать пришлось. Трудно было, я сбегал несколько раз, но возвращался. Что-то тянуло домой…
Лена резко остановилась, Миша налетел на нее, замолчал, потирая ушибленную голову.
-Извини! – промямлил он.
-Нет, это ты прости, я не хотела. Я… Галя никогда не рассказывала об этом. Интернат… Но она всегда так тепло о матери говорит, об отце. Как так-то?
-У всех бывают трудности, Лена, абсолютно у всех! В одной семье то, в другой это. Но кто-то принимает решение уйти, разбить, смять и сжечь то, что не получилось, а другой, если это, конечно, возможно, принимается латать, склеивать, чинить. Получается часто не очень, но вроде жить можно. И я не знаю, как лучше, рубануть с плеча, как говорится, или оставить все, пусть худо-бедно, но пусть теплится жизнь в искалеченном существе твоего мирка. Я принял решение попробовать жить с родителями, мы не близки, но они есть в моей жизни, и мне это нравится. Они изменились, я вырос, Галя тоже. Мама для нее очень важна, учит многому. Я бы этого ей все равно не дал. Есть что-то такое между детьми и родителями, что связывает на всю жизнь, как ни рви ты эту связь. А что касается денег, то тут ты права, бывает, что и помогают. А я не против, за все те годы, что мы без них жили, можно и позволить помочь себе. Извини, может, я зануда, ну, уж, какой есть… Далеко тебе еще?
-Нет. Пришли. Вот этот дом.
Лена махнула рукой на голубовато-серое, семиэтажное здание. Все окошки спали, где-то, «по старой памяти», не выключили гирлянду, и она бешеным ритмом сияла в темноте двора. В соседнем доме лаяла собака, где-то гудели сирены. Город, чуть приглушив звуки, продолжал перемалывать судьбы своих жильцов…
Вот сейчас девушка подойдет к нужной двери, наберет код, и исчезнет за железным занавесом казенной жизни…
-Лена! – со скамейки у подъезда вдруг кто-то встал и пошел навстречу молодым людям. – Леночка, я…
Девушка остановилась.
-Кто это? – Миша сделал шаг вперед. – Ты его знаешь?
Елена прищурилась, разглядеть лицо сквозь взвесь снежинок было нелегко, но она узнала эту чуть прихрамывающую походку, это пальто на острых, широких плечах.
-Это папа, — тихо ответила Лена. — Что он тут делает? Что-то, наверное, случилось!
И она уже бежит к отцу, боясь услышать страшное.
-Папа! Все хорошо? С мамой что-то? Говори!
Она схватила его за рукав, вцепилась сильно-сильно, как будто хотела вырвать кусок ткани себе на память.
-Нет, Леночка, нет, родная. Ну, что ты! Не плачь! Ах, ты!… Вот я недотепа!
Мужчина растерянно разводил руками, потом обнял дочь и прижал к себе.
-Лен, я извиниться пришел. Поехали домой, а? Мама твой пирог любимый испечет, сядем все вместе, поговорим… Вот, денег тебе на шубу привез я, возьми. Мы тебя ж любим, только думали, что ты хочешь всего добиваться сама, как твоя бабушка, ты всегда с нее пример брала… Вот и не помогали особо…
Лена задумчиво нахмурилась, мельком оглянувшись на провожатого.
-Ну, дай ты им шанс, что тебе стоит! – казалось, кричали глаза Михаила, что так и держал ее сумку, стоя чуть в стороне.
-Ленок, ну, не сердись! Просто Денис такой несамостоятельный, жалко его… Видимо, отец из меня никудышный…
Мужчина махнул с досадой рукой.
Лене стало его очень жалко…
-Брось, папка! Хорошо, ладно, не расстраивайся, я только вещи заберу. Подожди меня здесь, пожалуйста… И не нужна мне эта шуба, пусть ее, пап, ты только не переживай!…
…Потом они с отцом молча ехали в электричке. Лена, положив голову на его плечо, спала, а он, испуганный, застыл, не смея пошевелиться. А очень хотелось кашлять, в горле постоянно щекотало, но он не будет, дочка спит… Так было уже когда-то давно, много-много весен назад, когда они с Ленкой ездили на дачу по субботам, помогать бабушке копать грядки. Лена всегда пристраивалась на его плече и сладко спала. И также щекотало в голе от выкуренной недавно сигареты, и хотелось кашлять…
Мужчина улыбнулся…
…Когда закончились студенческие каникулы, когда новые заботы ворвались в жизнь разгильдяев-студентов, Лена случайно встретила Михаила на улице.
-Ну, как дела? — спросил он, улыбаясь.
-Спасибо, хорошо. Я рада тебя видеть. Знаешь, — тут она наклонила голову набок, как будто оценивая, поймет он или нет. – Знаешь, у нас получилось. Ну, то, о чем ты говорил…
— Вот и хорошо! — Миша улыбнулся. – Столько всего в жизни еще будет, но дом должен быть домом, чтобы было, куда возвращаться. Ты в среду вечером свободна? У меня День Рождения, приглашаю, Галя тогда время тебе скажет!
Лена кивнула.
Галка потом еще долго дулась на подругу, что та «увела» у нее брата, захватила его и не отпустила уже до конца своих дней, но потом простила, став богаче на целую сестру и ее братца, которого еще воспитывать и воспитывать…
