— Ха-ха-ха, — смеялась бабушка и хитро смотрела на Олесю из темноты лестничного пролëта. Тонкая хлопковая сорочка развевалась на тщедушном теле. Худые руки торчали из рукавов как ветки старого дерева — такие же смуглые и скрюченные, покрытые вязью вздувшихся вен.
— Ба, ну зачем ты снова вышла? Иди к себе, полежи. Сейчас твой сериал начнётся. — Олеся осторожно повела её по ступенькам вниз.
— Хюppeм? Хюppeм! — захлопала в ладоши бабушка и по-детски улыбнулась беззубым ртом, послушно возвращаясь в комнату. Вдруг улыбка сменилась тревогой, она вцепилась в Олесю и зашептала: — А гулять? Гулять! Ты обещала!
— Потом, ба, честно! Скоро! — Олеся подтолкнула бабушку за тяжелую металлическую дверь, усадила на кровать и включила телевизор. — Тебе нельзя выходить, слышишь, ба? — она наклонилась к ней ближе и сказала громче: — Нельзя выходить!
— А? — бабушка потерянно посмотрела на неё, но взгляд прошёл мимо и вернулся к экрану. Всё её внимание поглотили титры турецкого сериала. Она удобнее уселась на высокой кровати, свесила ноги и заболтала ими, чуть раскачиваясь и мыча вступительную мелодию.
Олеся вздохнула, натянула сорочку на торчащие бабушкины коленки, и вышла, тщательно закрыв на замок звуконепроницаемую дверь. Брови непроизвольно хмурились, пока она поднималась по лестнице. Тщательно заперев наружнюю створку, она с упреком обратилась к сестре:
— Ты опять ничего не закрыла! Она же могла выйти!
Эвелина жевала бургер, сидя на диване и уткнувшись в телефон.
— Олесь, оставь её в покое. Выпусти уже, сколько можно издеваться над старухой! Погуляет пусть хоть по дому-то, ну!
— Я не издеваюсь! А здесь ей быть нельзя, и ты это прекрасно знаешь!
— Издэваэшься, — промычала Эвелина, запихав остатки булочки в рот. — Думаешь, ей нравится сидеть одной в комнате без окон и света? Сама так попробуй! А ещё там воняет…
— Ведро выноси вовремя! Я не могу водить её в душ и в туалет, когда мне вздумается, — зашипела Олеся, — если Артëм узнает, что я держу её здесь, он со мной разведётся!
— И правильно сделает, между прочим, — Эвелина залпом допила колу и кинула банку на пол. — Ты нарушаешь закон, вообще-то. И если кто узнает, что ты заперла бабку в подвале, Артём тоже будет отвечать. А он, бедняга, и не в курсе, — сестра ухмыльнулась.
— Тогда и ты будешь отвечать. Ты-то знаешь, — разозлилась Олеся, — я не забуду рассказать, что это ты помогла мне её спрятать! И в квартире бабушкиной живёшь тоже ты! Так что ты первый кандидат на наказание.
— Ладно-ладно, чего завелась-то? Квартира итак бы мне осталась, не надо вот. Просто говорю, что жалко ба. Не заслужила она такого на старости лет.
— Вот именно, не заслужила! Так что закрывай долбаные двери, и не забывай кормить ба и выносить ведро, как мы договаривались!
— Пффф, ладно, релакс, окей? Начала тут, — сестра насупилась и встала с дивана, запихивая телефон в задний карман джинс. — Я пошла. Завтра не жди, у меня дела.
— Какие ещё дела? — взвилась Олеся, — я на работе, кто за ба присмотрит?
— Придумай что-нибудь, ты же умная, — бросила Эвелина и открыла дверь, собираясь уйти. Олеся подлетела к сестре, схватив её за плечо, развернула к себе и закричала:
— Ну уж нет! Её нельзя оставлять одну, а я не могу уйти с работы, придёшь завтра как миленькая!
— Да пошла ты со своей ба! У меня своя жизнь, не собираюсь присматривать за сумасшедшей старухой и ждать пока она сдохнет! Сама решай свои проблемы, я больше сюда не приду! — Эвелина оттолкнула Олесю и вылетела на улицу.
— А ну вернись! — заорала Олеся, но сестра уже скрылась за углом дома, зато занавеска на соседском окне отодвинулась и показалась любопытная физиономия занудного и весьма любопытного айтишника, жившего напротив.
Захлопнув дверь, Олеся издала рык, вцепилась в волосы и плюхнулась на диван.
Смятая банка и упаковка от бургера валялась под столом вместе с парой грязных салфеток — Эвелина, как и в детстве, никогда не убирала за собой, оставляя эту обязанность другим.
Где-то в районе сердца привычно заныло, мысли пошли по неизменному кругу: «Может, Эвелина права? Может, надо было сделать всё как положено? Но как потом жить? Как простить себе?».
Преступать закон оказалось сложнее, чем она думала. Но больше всего её волновало, что из-за её решения пострадает Артëм.
Глубоко вдохнув, Олеся встала и принялась за уборку. Муж скоро вернется, а ей надо успеть помыть и покормить ба, дать ей снотворное, чтобы она не бродила ночью, и проследить, чтобы ба не выплюнула таблетки и заснула.
— Ба, — Олеся легонько потрясла бабушку за костлявое плечо. — Просыпайся, пора купаться!
Бабушка тяжело разлепила мутные глаза. Она не встала, только обвела взглядом Олесю, словно ба пыталась опознать непонятный объект.
— Ба! Пойдём, моя хорошая, помоем тебя, потом поешь и спать, — Олеся потянула её за руку, но ба продолжила безучастно лежать, только губы вдруг затряслись.
— Отпусти меня, Лесенька, — ба говорила куда-то в сторону, — я устала, отпусти меня.
По морщинкам у глаз потекли слëзы, и бабушка принялась вытирать их иссохшейся ладошкой.
— Я не могу, ба, ты же знаешь, — Олеся с трудом проглотила ком в горле.
— Я на солнышко хочу, на травку посмотреть, пусти!
— Нельзя, ба, — голос прерывался, пришлось сжать губы, чтобы не зареветь. — Пойдём, искупаю тебя, покормлю, а потом включу сказки, хочешь, ба? Там и солнышко, и травку показывают.
Бабушка прикрыла глаза и помотала головой.
— Я так не хочу, Лесенька. Не надо, прошу тебя. Отпусти.
Её слова камнями падали в сумраке комнатушки. Олеся глубоко вдохнула, схватила ба за руку, и зло зашипела:
— Быстро вставай, проклятая старуха! У меня нет на это времени!
Ба съежилась, поджала губы и послушно встала.
— Хорошо, Лесенька, не ругайся только, я иду-иду…
Уложив бабушку спать, Олеся поправила одеяло и, нежно проведя по пергаментной щеке кончиками пальцев, поцеловала её.
— Прости, ба, — шепнула скорее для себя. — Я люблю тебя.
Веки ба беспокойно подрагивали, руки комкали край одеяла, а мерное дыхание моментами прерывалось, будто бабушка пыталась перестать дышать.
Олеся еле успела закрыть наружную дверь в подвал, когда вернулся Артём.
— Лесь, представляешь, сегодня Карлова забрали, помнишь, работал у нас, уволился потом, — не успев разуться, крикнул он с порога. Каждый раз, когда Олеся слышала такие новости, у неё холодели руки.
— Почему? Как ты узнал?
— Сегодня приходили с проверкой ликвидаторы, оказывается он давно из отпуска вернулся, но на этом своём диком острове подцепил какую-то лихорадку, там название мудреное, я не запомнил. И мозги ку-ку, — Артём покрутил пальцем у виска.
— Но как? Его же должны были сразу забрать?
— У него жена медик, она сразу поняла, что там нечисто и, представляешь, решила его спрятать. Закрыла дома, собиралась увезти куда-то, а на работу заявление от его руки написать. Отчаянная баба, конечно. И ведь получилось бы! — муж сказал это с долей восхищения, но при этом сверлил её взглядом.Олеся застыла на месте.
— А как они узнали?
— Карлов, пока жена на работе была, из дома сбежал. Мозги у него хоть и ку-ку, но мужик он умный, сообразил как замки без ключей открыть. Говорят, она его чуть ли не на цепи держала. О чём только думала? — задумчиво закончил Артëм, снимая рабочий пиджак и переодеваясь в домашнюю одежду. — Теперь на отработки поедет. Жизнь себе сломала, горе-баба.
— А ты не думаешь, — осторожно начала Олеся, — что она не могла по-другому? Она, наверное, очень его любит.
Артём усмехнулся:
— Считаешь, это того стоит? Ты видела, что творится на тех заводах? Никому бы не пожелал там оказаться. И уж точно не хотел бы такого для своей жены, — он повёл плечами, будто стало зябко. — Это же хуже смерти, никакой жизни, одна работа, и к ликвидаторам не попадешь по своей воле, только когда разрешат.
— Кхм, а если бы это я сошла с ума? Или сломала что-нибудь и стала бесполезной? Ты бы смог?..
Муж недовольно поморщился.
— К чему ты это начинаешь? Система придумана не просто так, это жизнь. Естественный отбор. Да что я тебе говорю, сама всё знаешь! — его тон стал раздраженным. — Да, мне будет тяжело, плохо, и, скорее всего, я уже не смогу жить с кем-то еще. Но разве лучше быть с инвалидом? Или стариком? Смотреть, как ты не можешь самостоятельно есть, мочиться и даже говорить? Или пускаешь слюни и живёшь в своём мире, наполненном кошмарами и болью? Нет, такого я бы не хотел. И для себя я бы тоже предпочел смерть.
— Но ведь раньше такие люди жили и многие из них были счастливы…
— Чушь! — Артём прикрыл глаза. — Ты снова начинаешь… Знаешь, иногда мне кажется, что твоя бабка не ушла из дома и потерялась, а это ты её спрятала, — он резко открыл глаза и пристально посмотрел на Олесю. Она вздрогнула, чувствуя ледяной холод внутри.
— Что ты такое говоришь?
— Ничего. Я просто не понимаю, почему ты так против системы. Жизнь стала лучше, признай это. Никто не мучается и не страдает. Все в равных условиях, нет больных и неполноценных, никто не собирает миллионы на лечение, никто не привязан к умирающим родственникам. Разве тебе плохо? Твои родители спокойно ушли, когда почувствовали, что больше не хотят жить. Как и мои. И я уверен, твоя бабка тоже в определенный момент собиралась уйти, пусть и решила дотянуть до крайнего срока. И если бы не потерялась где-то в лесу, то пошла бы в один из пунктов ликвидации.
— Не пошла бы! — зло выкрикнула Олеся. — И ты бы не пошёл! Тебе только кажется, что так просто пойти умирать. И я бы тебя не сдала, — рукам стало больно, Олеся так стиснула кулаки, что ногти впились в кожу. Артём подошёл и прижал её к себе.
— Тише, Лесь, спокойно, — он мягко поглаживал её плечи, — я знаю, что ты бы не смогла. Ты же такая чувствительная. Я часто думаю, что ты родилась не в том веке, ты бы отлично вписалась в какую-нибудь древнюю организацию вроде борцов за права инвалидов или нечто в этом роде. Поэтому я оставил доверенность на распоряжение моей жизнью Эвелине, — закончил он.
— Что? — Олеся отстранилась, потрясенная, — как ты мог?
— Так, Лесь! Я не хочу чтобы ты, в случае чего, заперла меня в подвале, как ба, ты не понимаешь?
— Что? — повторила Олеся, ей показалось или муж действительно сказал, что знает её секрет?
— Брось, Леся, неужели ты правда решила, что сможешь спрятать в доме человека, а я не замечу? Не увижу счета на работы в подвале, на звукоизоляцию и двери? Ты же совсем не умеешь ничего скрывать! И, главное, ты думала Эвелина не расскажет мне?
Олеся попятилась, прикрыв рот рукой, мысли прыгали, но зацепиться хотя бы за одну из них не удавалось.
— Я всё ждал, когда ты одумаешься. Думал, со временем ты поймёшь как это глупо, как ты рискуешь нашей налаженной жизнью, подставляешь себя, меня и сестру. Но прошло больше шести месяцев, Леся! И каждый день ты выбираешь безумную старуху вместо нас. Это ты называешь любовью? Так ты меня любишь? — в его голосе теперь звучала угроза.
— Я просто… — залепетала Олеся, но Артёму не нужны были её слова.
Он отодвинул её и подошёл к двери в подвал.
— Не надо! — попыталась остановить его Олеся, но Артём оттолкнул её и, отперев дверь, спустился вниз. Олеся обречённо пошла за ним.
— Не надо, пожалуйста, — молила она мужа, семеня следом, — пусть она поживет еще немного! Она никому не мешает, никто не узнает, Тëм!
Артём засмеялся.
— За все десять лет нашего брака я так и не смог привыкнуть к твоей наивности. Может, тебя тоже стоит проверить? Иногда мне кажется, что в каких-то вещах ты всё ещё рассуждаешь как ребёнок, — с этими словами он открыл вторую дверь и вошёл в комнату ба.
Бабушка крепко спала. Артём поморщился, вдохнув спертый воздух и оглядев тëмные стены.
— Это ты называешь жизнью? Так ты её любишь? Очнись, Леся! Кому здесь будет хорошо? Ты жестокая! В угоду своим чувствам не позволяешь старухе уйти, не считаешься с ней!
— Она не хочет!
— Ты этого не знаешь!
Он поднял спящую ба на руки и понес наверх.
— Не надо! Оставь её, прошу! — Олеся догнала его на лестнице и, проскользнув выше, преградила путь, расставив руки на стены.
— Это конец, Леся, отойди, — глухо сказал Артём, и попытался протаранить её, но с бабушкой в руках ему было несподручно. Тогда он развернулся боком и пошел на Олесю тараном, продвигая вперед голову ба.
Олеся не поняла, как это вышло — она инстинктивно дернулась, нога соскользнула со ступеньки и её потащило вниз. Она уцепилась за мужа и смогла удержать равновесие, а вот он — нет. Вместе с ба он опрокинулся на спину и кубарем скатился на пол.
Страшный грохот сменился тишиной.
— Тëма! Ба! — Олеся кинулась вниз.
Ба неподвижно лежала, уперевшись головой в стену. Рядом растекалась кровавая лужа, один глаз был открыт и бездвижен.
Артём с хрипом тяжело вдыхал воздух. Его шея была изогнута, голова тоже немного упиралась в стену, а тело наполовину осталось на ступенях. Олеся потянула его за руку и не почувствовала никакого движения.
— По… мо… ги… — прохрипел муж.
Но Олеся смотрела только на ба. Мягкие пушистые волосы слиплись в комок, губы раскрылись, обнажив зубы в посмертном оскале.
— Прости меня, ба. Я не показала тебе солнце.
Пустота началась где-то внизу живота и теперь расползалась вверх, захватывая грудь и голову, пожирая чувства и мысли.
— Леся! — снова прохрипел Артём.
— Сейчас, — безучастно отозвалась она. — Вызову ликвидаторов. Ты же этого хотел.
— Нет! Нет! — в его голосе слышалась паника.
— Мне кажется, твоя шея сломана, дорогой. Ты теперь бесполезен для общества. Мне жаль, — она направилась вверх.
— Леся! Я не хочу! Не надо! — догнал её его крик.
— Прости, Тëма. Но решать будет Эвелина. И придётся рассказать, что ты прятал мою бедную ба в подвале. — Олеся не обернулась.
