— Даша, а к кому это скорая? Та, что со двора выехала сейчас? – Татьяна поставила тяжелые сумки на землю и, охнув, схватилась за поясницу. – Да будь ты неладна, окаянная! Когда ж уже болеть перестанешь!
Молоденькая Даша, осторожно катающая взад-вперед детскую коляску у подъезда, всхлипнула и отвернулась.
— Ты чего это? – Татьяна удивленно глянула на соседку. – Никак, плачешь? Случилось что?
Даша сердито кивнула и крепче ухватилась за ручку коляски. Маленький Антошка хорошо спал только на улице, да и то недолго. Врачи говорили Даше, что еще немного и это пройдет, ведь операция прошла вполне успешно и сердечко сына теперь работает именно так как надо. И Даша ждала. Ждала того момента, когда сын уснет, как все дети и проспит не полчаса, а хотя бы час. Спокойно и крепко.
— Дарья, что ты рыдаешь? По-человечески объяснить никак? – Татьяна со вздохом опустилась на стоявшую у подъезда скамейку и вытянула ноги. – Устала…
Даша наклонилась к сыну, поправила легкое одеяльце, и провела ладонью по щекам.
— Это к Вере Леонидовне и Павлу Михайловичу скорая.
— Это ж кто такие?
— Тетя Таня, вы что?! Соседи ваши! На четвертом этаже живут!
— Да? А я их и не знаю почти. Это те, что квартиру Полозовых купили?
— Они! Только, это же уже давно было!
— Года два назад? Нет?
— Скоро три будет!
— Надо же! Как время летит! Я с ними здороваться – здоровалась, а как звать – не знала. А ты-то чего ревешь? Совсем нервы сдали из-за Антошки? Устала?
— Нет! Просто я их знаю очень хорошо…
— Откуда? – Татьяна подобралась.
Даша удивила ее. И обычно о соседях Татьяна знала все и еще немножко. Но не в этом случае. Почему-то о пожилой паре, про которую говорила сейчас Даша, ей было почти ничего неизвестно.
Нет, она, конечно, видела их во дворе иногда. Вежливо раскланивалась, здороваясь, но и только.
Высокий, седой как лунь, мужчина и маленькая, смешная, круглая, как сдобная булочка, женщина. Такие они были, эти Вороновы. Проходили по двору за ручку и выглядело это так забавно, что соседи невольно улыбались, глядя им вслед.
Почему они держались за руки как малые дети? Никто не знал. Но это не выглядело слишком уж странно. Было в этом рукопожатии, неразрывном, крепком, надежном, что-то такое, что позволяло безошибочно определить – все правильно. Так и должно быть.
Даша села на лавочку рядом с Татьяной и нахмурилась.
— Не хочу рассказывать! Вы же потом по всему двору разнесете!
— Дарья! Ты что себе позволяешь?! – Татьяна от удивления даже подскочила на лавочке. – Ты как со мной разговариваешь?! Я тебе в матери гожусь!
— Знаю! Вы меня со своей Светкой никогда не делили. Раздавали все поровну и ей и мне. И по конфетке, и на орехи. Я помню!
— Злишься на меня за это, что ли? – Татьяна чуть успокоилась.
— Нет! Наоборот, благодарна! Раньше этого не понимала. Казалось, что вы все время не в свое дело лезете.
— Как же не в свое?! Ты с моей Светланкой в одном классе училась. Такой же ребенок, как и моя дочка. Да и мать твою непутевую я знала еще тогда, когда тебя и в проекте не было.
— Это я сейчас понимаю, что вы как лучше хотели. А тогда… Помню, как вы Светке сказали, чтобы не водилась со мной. Я ведь «девочка из неблагополучной семьи»! Было?
— Да. – Татьяна отрицать этот факт даже не думала. Было дело.
— Отругали ее, наказали, и на улицу не выпускали почти неделю. А потом сами меня зазвали к себе и супом кормили. С клецками… Вкуснее я ни до, ни после не ела. Пока сама его варить не научилась. Помните?
— Помню, конечно. Ты тогда почти весь день на лестнице в подъезде просидела. Я с работы шла, а ты на ступеньке тетрадки разложила и домашнее задание делаешь. Спросила, почему не дома? А ты мне ответила, что мать ключи отобрала и сказала до вечера не появляться…
— Да… Я тогда такая голодная была, что листок из тетрадки вырвала и бумагу эту жевала. Вас увидела и чуть не подавилась. Думала, вы меня ругать будете!
— Господи, да за что?! Я же знала, как вы жили! Как мать твоя не просыхала. Как отец бросил тебя и ушел. Даже не оглянулся, паразит! Впрочем, он всегда таким был…
— Каким? Тетя Таня, я ведь его совсем не знала. Каким он был?
— Ох, Дашутка! Зачем он тебе сдался, ирод этот? Сгинул – туда ему и дорога!
— Не сгинул он… — Даша насупилась и опустила глаза. – Приходил год назад. Как раз перед тем, как я Антошку родила.
Татьяна ахнула.
— Как это?! И ты ничего никому не сказала?!
— А кому я нужна была со своими проблемами? Вы внуков уехали нянчить к Светке, а больше я никому и не нужна была. Даже собственной матери. Только когда болела меня звала. Потому, что боялась. Знаете, тетя Таня, она очень боялась, что помирать придется в одиночку. Хватала меня за руку и не отпускала. Твердила, что я должна быть рядом. А мне выть хотелось от этого. И спросить, а где она была, когда я одна в подъезде сидела, пока она развлекалась…
Татьяна вздохнула, потянулась к Даше, обняла ее, прижав голову молодой женщины к своему плечу.
— Ох, девонька! Досталось же тебе! Почему судьба так швыряет человека? Как былинку на ветру. Носит, крутит, вертит, не давая опомниться… Папка с мамой твои ведь любили друг друга. Я же видела. Тебя ждали. Хотели ребенка-то. Ты маленькая была, так отец твой выйдет, на руках тебя по двору носит, и песни тебе поет. Весь двор умилялся да завидовал. Как знать, может эта зависть и сгубила семью вашу? Люди ведь злые. Если у кого что хорошо, так надо сделать так, чтобы плохо было…
— Это неправда! – Даша подняла покрасневшие от слез глаза. – Не все люди такие! Я точно знаю! Вы не такая, Вороновы, вот, тоже! Тетя Таня, а почему отец от нас ушел?
— Не знаю толком. Мать твоя особо не делилась. Знаю только, что встретила ее как-то по осени. Слякоть, дождь, холод… А она в тоненьком плащике и сапогах, которые каши просят. Спрашиваю у нее, что случилось, а она молчит! Головой покачала так-то и пошла себе. Тебе тогда года два было, что ли. А вечером я за хлебом в магазин выскочила, глядь, отец твой идет. Весь такой красивый, как с картинки. В очередь за мной встал, а от него духами разит на весь магазин. Женскими… Я еще тогда подумала, что у матери твоей обувки нормальной нет, а духи вон какие дорогие… Все же знали, сколько такой флакончик у спекулянтов стоит. Как мне в голову тогда не пришло, что не ее это духи-то? Да что уж теперь… Папка твой вскорости на закат подался, а мать… Не всякая женщина измену простит и себя удержит, Дашуня. Сложно это. Вот мама твоя и сорвалась. Как мы ее ни корили, как ни говорили, что у нее дитё и надо себя в руках держать – никого не слушала. Ухнула в эту пропасть, а тебя на краю оставила… А ты молодец! – Татьяна чуть отстранила от себя Дарью и заглянула ей в глаза. – Справилась! Когда с Димкой своим сошлась, я думала, что все! Пиши-пропало! Пойдешь по стопам матери и уже не выберешься. А ты смогла…
— Я не сама это сделала… — Даша вздохнула и прижала ладонь к мокрой от слез щеке. – Без помощи мне бы и не справиться…
— Ты прости меня, девонька! Я совсем тогда в свои заботы ушла и как-то тебя из виду упустила. Не обижайся!
— Было бы за что! – Даша фыркнула. – Все сначала о себе думают, а потом уж о других. Это нормально! Вы все-таки мне столько лет помогали! Если бы не вы, я бы и школу не окончила. А так и в колледж поступила, и даже отучиться успела. Вот сейчас Антошка подрастет, и я на работу выйду. Мне Вера Леонидовна помочь обещала. Присмотрит за ним, пока в садике не привыкнет. Если сможет… — Даша шмыгнула носом, прогоняя непрошенные слезы.
— Постой, я так и не поняла! А откуда ты Вороновых так хорошо знаешь?
— Я расскажу. Только обещайте мне, что никому ничего не расскажете.
Татьяна внимательно посмотрела на Дашу и кивнула.
— Обещаю!
— Ладно… С чего начать-то? Даже и не знаю. Наверное, с того момента как мамы не стало… Вы тогда к Свете уехали. Как раз она мальчишек своих родила. Шутка ли – двойня! Конечно, помощь нужна! Вы уехали, а я… Мне даже поговорить не с кем было! Мама совсем плохая, а я днем в колледже, а по ночам в магазине круглосуточном работаю. Есть-то хочется, а стипендия – смех один. Я домой прибегу, маму обмою, накормлю и уколы сделаю, а потом – бегом на работу. Уставала так, что сейчас с Антошкой мне совсем просто управляться. Он спит, и я сплю. Мне так Вера Леонидовна велела. Дела, мол, подождут, главное, чтобы я отдыхать успевала. Тогда буду спокойной. А если мама спокойна, то и ребенок тоже. Права она! Так это и работает. Жаль только, что Антон лучше спит на улице, чем дома.
— А Вера Леонидовна, она кто?
— Врач. Детский врач, педиатр. Много лет заведующей поликлиникой в Москве проработала.
— В Москве? – протянула Татьяна. – А чего их в наше захолустье занесло?
— Долго рассказывать.
— А я не спешу. Все равно мои только завтра приедут, а я уж все, считай, переделала. Осталось только поесть приготовить. Что-нибудь вкусненькое. Внуков же привезут мне! Я говорила? Светка с мужем в отпуск собрались, а мне мальчишек оставят на время. А я и рада! Они теперь такие забавные, шустрые, везде лезут и нос свой суют. Скоро, вон, и твой такой же будет!
— Надеюсь! Теть Тань, я только боюсь все время…
— Чего, миленькая?
— А вдруг Антону нельзя будет все-таки, как всем ребятишкам бегать и прыгать?
— А врачи, что говорят?
— Ограничений нет…
— Вот и слушай их. Ты же сказала, что Вера эта тоже врач. Ей-то ты доверяешь?
— Конечно! Она сына моего спасла!
— О, как! Дарья! Я сейчас рассержусь и выдам тебе на орехи. Как в детстве твоем распрекрасном. Рассказывай все по порядку! А то я уже ничего не понимаю!
Даша помолчала немного, собираясь с мыслями. Что можно рассказать, а что не стоит? Она хорошо знала, что даже близким людям не всегда и все нужно знать. Татьяна была женщиной доброй, но очень уж любила поговорить. А там ведь как? Слово за слово и выболтал чей-то секрет ненароком. А нужно оно кому? Не отплатит ли она, Даша, злом за добро, которое ей дано было? Сложно…
— Я не буду вам рассказывать о том, как Вороновы сюда переехали. Скажу только, что квартиру им в Москве продать пришлось. Деньги нужны были. А в этом городе Павел Михайлович вырос. Вот поэтому они и приехали сюда. Купили квартиру и стали обживаться. А тут я им на голову свалилась. Причем, в прямом смысле этого слова.
— Как это?
— После того, как мамы не стало, я одна недолго жила. Да вы знаете!
— Знаю! И Димку твоего, шалопая, тоже знаю! Охламон! Сделал ребенка, и в кусты! Вот, Дашка, жизнь какая интересная, да? Никогда не думала о том, что все мы немножко повторяем судьбу своих родителей?
— Думала… Все так и есть, наверное… Мы ведь с Димой хорошо жили! И ребенка хотели оба. Так же, как и мои родители меня. Вы сами говорили.
— Да. Все так и было.
— И ушел он от меня так же, как и мой отец. Нашел себе другую, а мне сказал, что я ему не нужна больше. Что больной ребенок ему не нужен…
Последние слова Даша почти выкрикнула и маленький Антон хныкнул в коляске, услышав ее голос.
— Тшшш… Тише, маленький! – Даша легонько толкнула коляску, укачивая сына, и малыш притих.
— Не жалей, Дашуня! Не надо! Не нужен такой ненадежный человек рядом! Пусть катится! Он сам не знает, что потерял!
— Все он знает. Просто не считает нужным об этом думать. Зачем? У него все хорошо! И жена новая, и ребенок скоро будет. Здоровый, а не такой, как мой…
Даша отвернулась было, но Татьяна ухватила ее за подбородок, почти силой заставив снова поднять голову.
— И твой здоровый, Дашута! Слышишь меня?! Вырастет и будет сильнее всех! Богатырь будет! Ты думаешь, он первый, у кого такие проблемы с сердечком были? Нет! Таких ребятишек много. И ничего! Живут! У Кати из третьего подъезда такой. Скажешь ты сейчас, что Ванюшку ее, так же как и твоего, оперировали, когда он маленьким был?
— Нет… — Даша вцепилась в руку Татьяны так, что та поморщилась от боли.
— Тише ты! А то синяков мне наставишь!
— А вы это точно знаете? Про операцию?
— Конечно! Ты только не говори никому. Катя не хочет, чтобы кто-то об этом знал. А мне ее мать рассказывала. Мой муж тогда дальнобойщиком работал и возил им лекарства из-за границы. Тут-то ничего не достать было. А сейчас глянь на Ванюшку! Здоровяк! Двоих народил и третьего планирует! И Антон тебе тоже внуков подарит, дай срок!
— Ох, тетя Таня, умеете же вы рассмешить! – Даша тихонько засмеялась, глядя на своего сына, сладко спящего в коляске. – Он же маленький еще совсем…
— Эх, дева! Время… Оно знаешь, как торопится? Глазом моргнуть не успеешь, а сын твой уже взрослый и тебя в макушку целует… Но мы отвлеклись. Ты мне про Вороновых рассказывай!
— Да я ж и рассказываю! А вы меня все в сторону уводите. – Даша погрозила пальцем Татьяне. – В тот день, когда я с ними познакомилась, как раз неделя прошла, как Димка меня бросил. Полгода я всего счастливой побыла… Мало? Вот и я так думаю… Хорошо еще, что Антон у меня остался! А тогда… Я только-только выть перестала и решила, что гори оно все! Ушел? Туда и дорога!
Подумала, что надо порядок навести в доме, чтобы даже духу его не осталось! С вещами быстро разобралась, но мне этого показалось мало. И я решила уборку сделать, и окна вымыть. Ну вот. Когда на подоконнике стояла, поскользнулась, и из окна выпала!
Татьяна ахнула.
— Как это?!
— А вот так! Подоконник скользкий был. Я воду разлила на него. Это хорошо еще, что я на первом этаже живу! А то летела бы!
— Да и тут высоко! Как ты не убилась и ребенка не потеряла?!
— А я на Павла Михайловича свалилась! Он меня поймал! Руку сломал, а я цела осталась!
Татьяна, слушала Дашу открыв рот. Надо же! Такие события, а она ни сном, ни духом!
— А дальше?! Что он под окном-то делал?
— Цепочку искал.
— Какую цепочку? Дарья, ты можешь рассказывать по порядку?
— Так я это и пытаюсь сделать! Не перебивайте!
— Ладно, молчу!
— Так вот… У Веры Леонидовны цепочка есть. Дочь подарила на день рождения. Красивая такая, дорогая. И Вера Леонидовна очень ее потерять боится. Когда в душ идет, снимает, и оставляет в спальне, на кровати. Вот и в тот день она пошла голову мыть, а Павел Михайлович покрывало решил стряхнуть. Вышел на балкон, ну и… Они как раз эту цепочку искали, когда я грохнулась. Так и познакомились.
Даша помолчала.
— Если бы не они… Я ведь, тетя Таня, тогда совсем одна была. Хоть волком вой! Димка ушел, врачи сказали мне, что ребенок больной родится, а у меня никогошеньки рядом, чтобы хоть поговорить со мной. Светка далеко, да и не стала бы я ее тревожить. Знала, что болеет, и вы уехали туда, чтобы помочь с маленькими. А больше у меня никого и не было. Поэтому, когда отец на пороге нарисовался, я даже обрадовалась. Все-таки не чужой человек! Ага, как же! – Даша сердито фыркнула. – И чужие так не поступают, как он со мной хотел…
— Он тебя обидел?
— Нет. Не успел. Он ведь чего тогда приезжал… Квартиру хотел продать.
— Как это? – Татьяна, нагнувшись было к сумке, чтобы достать воды, так и замерла с протянутой рукой. – Какую квартиру? Твою?
— Ага! Утверждал, что так по закону. А я что? Разве в этом разбираюсь? Решила, что он прав. Поругались мы тогда, а что сделаешь? Хорошо еще, что Павел Михайлович вмешался. Увидел как-то, как я вот тут, на этой самой лавочке, ночью сижу, и спросил, что случилось. У него бессонница. Он по ночам любит на балконе сидеть. Вот и заметил меня. А я домой идти боялась. Отец там не один был. И сказал, чтобы я до утра не появлялась. А куда мне идти? Я погуляла, а потом пришла сюда и сидела, ждала, пока рассветет. Хорошо еще лето было. Не холодно. Павел Михайлович меня увидел и спустился во двор. Сел рдом со мной и спросил, в чем дело.
— А ты?
— А я ему все и рассказала. Сама не знаю почему… Решила, что если уж человек из-за меня руку сломал, то имеет право знать, почему я реву.
— И что он?
— Выслушал меня, а потом за руку взял и отвел к Вере Леонидовне. Она меня чаем напоила и уложила спать. А утром к отцу пришли какие-то люди. И он уехал. Сразу. Даже не попрощался. А Павел Михайлович меня домой отвел и сказал, чтобы я больше не боялась и жила спокойно. Никто больше меня не потревожит.
— А что это за люди были?
— Сослуживцы Павла Михайловича. Он бывший военный. Хотя, как сам говорит, офицеры бывшими не бывают. Думаю, что он прав. Кто я ему? Чужая девчонка! А он мне помог… И жена его! Это ведь она Антону направление в Москву на операцию выбила. Ходила со мной в поликлинику, ругалась с заведующей, но добилась. Я не знала, как с ними разговаривать! Меня гнали все, никто слушать не хотел. Говорили, что очередь и ждать долго надо. А она смогла!
— Надо же… Как странно…
— Что?
— А вот это все. Живут люди рядом. Долго ведь уже живут! А я их совсем не знала. Так, безликие… Встретились, поздоровались и уже не помнишь через мгновение – кого поприветствовала… А они вон какие, оказывается…
— А хороших людей всегда не видно и не слышно. Это только плохие громкие. – Даша потянулась к коляске, где заворочался сын. – А добро – оно тихонечко шагает. Не кричит о себе.
— И то правда. – Татьяна поднялась со скамейки. – А скорая-то почему приезжала?
— Вере Леонидовне плохо. Давление скачет сильно. Это уже вторая за сегодняшний день. Первая утром была. А теперь ее в больницу забрали.
— Ясно…
— Мы сейчас с Антошкой погуляем и пойдем к Павлу Михайловичу обед готовить. Он без жены хуже ребенка. Скучает очень и есть отказывается. А со мной не спорит. А еще мне нужно для Веры Леонидовны что-то приготовить. Ей ведь не все можно, наверное, в больнице-то? Тетя Таня, а вы знаете, что разрешено?
Татьяна кивнула.
— Знаю! Через часик зайди ко мне… А лучше, я сама! В какую, говоришь, ее больницу увезли?
— В центральную.
— Поняла. — Татьяна подхватила сумки и уже на крыльце обернулась. – Дашуня, а ты как вообще? Сейчас как?
— А хорошо, тетя Таня! Я же под присмотром! Не одна больше…
Даша вытащила из коляски проснувшегося сына и улыбнулась сквозь слезы.
Хватит реветь! Ведь дел невпроворот! И есть люди, которые пусть для кого-то и безликие, а для нее, Даши, дороже их лиц и на свете-то нет. Разве что у сына… А это значит, что нечего попусту плакать! И пора возвращать все то, что было дано в свое время.
Даша уже не увидела, как Татьяна, поднимаясь по ступенькам, замерла на минутку, размышляя о чем-то. И очень удивилась бы, если бы узнала, что соседку посетили те же мысли, что и ее саму.
А Татьяна подумала вдруг о том, что права Даша. И добро почему-то лица обычно не имеет. А точнее, лица его не увидать тем, кто не верит в то, что оно существует. Что приходит тихонько и обнимает теплом, ничего не требуя взамен. И никогда не напомнит о себе. Не спросит по счетам. Потому, что не измерить никакой платой то, что оно способно дать. Надежду, уверенность в том, что рядом есть люди, которым не все равно. И пусть они безлики для всех вокруг. Но для тех, кто прозреет, благодаря тому, что они несут в этот мир, облик их прекрасен…
