Алла отчего-то медлила, не решалась снять цепочку и впустить маму. Странно…
— Просто в гости к тебе, — даже в этом, немного ворчливом тоне чувствовалась любовь. — Соскучилась я… Впусти…
«Нет, пусть хоть сколько лет исполнится твоим детям, все равно ты за них спокойна только тогда, когда они рядом, под крылом.
Умом понимаешь, что птенцы должны вылетать из гнезда – таков закон природы, и это правильно.
А все равно с собой ничего поделать не можешь», — так думала Нина Ивановна, когда села в автобус.
Слава Богу, деревня, где она жила, была довольно большой, и три раза в день отсюда можно было уехать в город.
Кто-то катался регулярно – в сельских магазинах выбор товаров небольшой, только из города и везти.
Но Нина Ивановна, всю жизнь проработавшая в школе, выбиралась куда-то редко.
В молодости не хватало времени. Учителям даже в выходные покоя нет: то какое-нибудь мероприятие, то бегаешь в неблагополучные семьи – проверяешь, не случилось ли там чего.
А когда вышла не пенсию, вроде не так уж много ей было и надо, «Пятерочки» с «Магнитом» хватало за глаза…
Но теперь ее тревожила Алла – единственная дочь. Два года назад она уехала в город. И уже ясно было, что назад девушка возвращаться не собирается. Зная Аллу, Нина Ивановна боялась, что это до добра не доведет.
Если бы дочь решила учиться, серьезно отнеслась к своему будущему, мать поняла бы ее вполне. Если у тебя нет призвания к сельской жизни, всё в деревне кажется скучным и неинтересным. Нужно уезжать, получать профессию, строить жизнь так, как тебе нравится.
Но Алла не поступила не только в институт, но даже в колледж. В педагогический был высокий проходной балл, к медицине девушка испытывала отвращение.
Единственный техникум, куда ее брали, технический. Он вызвал полное отторжение. Алла уверяла, что она и техника, все эти чертежи – понятия несовместимые.
В конце концов, мать оплатила ей курсы, Алла выучилась на маникюршу и теперь работала в салоне красоты.
Сначала она снимала квартиру на двоих с подругой, и Нине Ивановне это казалось разумным. Вместе веселее, да и платить за жилье так выходит вдвое дешевле.
Но потом Алла переехала. И снова мать встревожилась. Во-первых, дочь открыто заявила, что не хочет жить с подружкой, потому что мальчика не приведешь. Во-вторых, «студия», которую теперь снимала Алла, обходилась дорого.
— Ты зарабатывать хорошо стала, или впроголодь решила сидеть? – допытывалась мать.
— Тебя-то что волнует? – пожив в городе, Алла становилась все более резкой. — Я у тебя денег не прошу… Нормальная квартира, за такую хоть не стыдно. И цена по городским меркам подходящая.
В последние полгода Алла и вовсе перестала навещать мать. На звонки, правда, отвечала, но торопилась побыстрее свернуть разговор.
Никаких подробностей о ее жизни Нина Ивановна не знала. И вот решила увидеть все своими глазами.
Приехав в город, Нина Ивановна не стала вызывать такси, поехала к дочери на автобусе. Алла жила в новом районе, очень ухоженном, чистом.
Нина Ивановна с грустью подумала, что у них на деревенских улицах сейчас – непролазная грязь, только в сапогах и ходить. А тут можно хоть белые туфельки надевать.
Понедельник в салоне у Аллы был выходным днем. На часах — десять утра, и мать не сомневалась, что девушка дома. Дочка любила поспать, дай ей волю – до обеда не встанет.
Когда Нина Ивановна позвонила, почти сразу она услышала звук шагов. И Алла открыла дверь на цепочку.
— Ты? – спросила она с нескрываемым изумлением. — Чего приехала?
— Просто в гости к тебе, — даже в этом, немного ворчливом тоне чувствовалась любовь. — Соскучилась я… Впусти…
Алла отчего-то медлила, не решалась снять цепочку и впустить маму. Странно ведь, за спиной у Нины Ивановны не стоял бандит с топором.
Мать подняла с пола тяжелую сумку с гостинцами, и девушке ничего не оставалось, как открыть дверь.
Уже в коридоре Нина Ивановна взглянула и обмерла. Дочь стояла перед ней в легком халатике, который не мог скрыть округлившийся живот. Алла была беременна, и срок уже приличный.
Закусив губу, потому что на глаза навернулись слезы, Нина Ивановна прошла в тот угол «студии», где была кухня, и тяжело опустилась на табуретку.
— Рассказывай, — сказала она, — замуж ты, как я понимаю, не выходишь… Иначе не стала бы скрывать…
Но меньше всего мать была готова к тому, что скажет Алла:
— У меня договор. Я и не должна никому ничего говорить…
— Какой договор? – в замешательстве спросила Нина Ивановна.
— О суррогатном материнстве. Ты про такое слышала? И да… Нечего на меня смотреть… Я согласилась, потому что деньги предложили очень хорошие.
— Подожди… Не могу понять… Ты с каким-то мужчиной… за плату…чтобы родить ребенка ему и его жене?…
— Да нет, это все делается в больнице. Врачи этим занимаются. Ребенок родится, его сразу заберут. Просто у меня будут деньги, наконец-то. Сама я таких не заработаю. Может, даже на свое жилье хватит. Не придется больше снимать.
— Но ты же головой поедешь, — Нина Ивановна в смятении не могла подобрать других слов, — ты же его выносишь… этого ребенка, он будет шевелиться, ты же уже это чувствуешь, наверное… Потом роды… Как это… Это все равно, что собственного, родного своего малыша продать. Нет, у меня в голове не укладывается…
— Может это уже мне решать? У тебя своя голова, у меня своя…
Нина Ивановна молча выгрузила на стол банки и свертки. Заплакала она уже в подъезде.
Стояла в уголке, рыдала и не могла остановиться. По-бабьи, с подвыванием рыдала… Будто все, на что надеялась она когда-то в ту пору, когда Алла была маленькой, теперь летело в тартарары…
Алла родит малыша, обменяет его на деньги. Что будет дальше? Перед глазами была четкая картинка засыхающей ветки…
Почему-то Нина Ивановна не сомневалась в эту минуту, что прервется их род, не на что уже ей, старухе надеяться, не станут на ее глазах расти внуки.
На улицу нельзя было с таким лицом, и она еще долго стояла в подъезде. Потом сама не помнила, как добралась до пригородного автовокзала, как сидела и ждала автобуса в свое село. Рейс был только вечером.
Нина Ивановна плакать уже не могла, лишь глаза были красные, наболевшие.
После этого с Аллой они не общались. Месяц шел за месяцем. Иногда мать не выдерживала, набирала номер дочери, но та сбрасывала звонки.
Ребенок уже должен был родиться. Нина Ивановна знала, что ей и взглянуть бы на него не дали – ведь это чужое дитя, которое даже не было похоже на Аллу…
И только следующей весной, в первый теплый вечер, совершенно неожиданно распахнулась со скрипом старая калитка.
Нина Ивановна мыла посуду – пару тарелок и чашку, оставшиеся после ужина. Когда она увидела, как по дорожке к крыльцу идет Алла, сердце ее оборвалось.
Давно уже не осталось ни гнева, ни недоумения в душе матери, она уже не спрашивала ни себя, ни судьбу: за что такой нескладной вышла жизнь ее дочери?
Главное было, что Алла приехала. Она похудела, выглядела старше своих лет.
Но вот она стоит на пороге и смотрит робко… Что мать?
Нина Ивановна обняла ее так крепко, сколько сил хватило. И заплакала.
И только уже почти ночью, когда все незначительные новости были обговорены тысячу раз, а к важным и подступаться пока боялись, Алла решилась.
— Мама, ведь это мой ребенок… — сказала она. — Ну что ты смотришь? Как-как… Был у меня парень. Крутой такой, из богатой семьи… Ему по фигу было это всё – предохраняться, и тому подобное. Когда он захочет, как он захочет – не угадаешь… А потом еще и высмеял меня за то, что я вовремя не сделала аборт.
Мама… я и решила – почему все мне…на меня одну? Я родила сына, и подписала отказ от него… Почему я не могу быть такой же… такой же свободной от всяких обязательств, как этот… этот…
Нина Ивановна обняла дочь, как маленькую и стала покачивать, прижав к груди.
— Когда он родился? – шепнула она через несколько минут.
— Двадцать шестого марта.
-А назвала как сына?
-Я… я не называла… Пусть те, кто его возьмет… Они дадут имя. Я так думала.
— Будет Ванечкой, — кивала Нина Ивановна, — в честь моего отца. Поедем, заберем…
Алла молчала.
— Ты живи в городе, если хочешь, — продолжала Нина Ивановна, — а мы тут будем с Ванечкой расти… Сказки читать станем. Кошку за хвост таскать… В школу пойдем с букетом… Все у нас будет хорошо…
Теперь уже и Алла плакала.
Им пришлось бы непросто. Нельзя так – сегодня отказаться от ребенка, а завтра потребовать его назад.
Но Нина Ивановна решилась на шаг, который считала почти безнадежным. Она узнала телефон родителей того самого Андрея, для которого ее дочь стала случайным развлечением. И позвонила дедушке малыша.
— Вы можете сделать любой генетический тест, — сказала она, — и поверьте, нам ничего от вас не надо, мы не собирались просить у вас помощи. Только в одном помогите. Нам нужно вернуть Ваню. Чтобы он рос не в детском доме, а у нас…
Мужчина на том конце выругался.
Не сразу Нина Ивановна поняла, что это относится не к ней, и не к ее дочери.
— Выходит, я воспитал… — и снова последовало бранное слово. — Хорошо, давайте сделаем тест. И если ваши слова подтвердятся, я поспособствую, чтобы вам вернули ребенка…
Андрей отныне будет содержать себя сам, иначе этот лоботряс никогда не возьмется за ум. Хотя там, куда он отправится, деньги ему не нужны! Пора ему отдать долг Родине!..
Я готов помогать, принимать участие в воспитании ребенка, все же он мне не чужой…
Когда Алла, в сопровождении матери, с малышом на руках вышла из Дома ребенка, у ворот их ждала машина.
Высокий седовласый мужчина шагнул им навстречу.
— Дайте и мне взглянуть на внука, — сказал он.
