Иван Петрович отметил свой семидесятилетний юбилей в узком кругу. Пришли поздравить сын со снохой и внуком, и, как всегда, принесли целую сумку гостинцев, так как подарки юбиляр строго настрого не разрешил покупать.
— Ничего мне не надо. Одежды и вещей всяких полно, нечего полки захламлять, хоть износить бы то, что накуплено… Не тратьтесь, мои дорогие.
— Ты как всегда, в мрачном настроении на свой день рождения, папа, — укорил его сын, — ну, что поделать, все мы стареем, смирись с возрастом, и принимай его как есть.
— Верно, — пробурчал Иван Петрович, — однако, для меня это уже не день рождения, а день старения… не люблю отмечать этот праздник.
Теперь, когда он был вдовцом уже семь лет, привычка жить тихо, скромно стала настигать его тоской. Особенно было тяжко вечерами, когда все обычные дневные дела были переделаны и приходилось ждать ночи, глядя в окошко.
Иван Петрович жил в этом многоквартирном доме с юности. «Сталинки» стояли довольно близко друг к другу, народа сменилось в этих домах много. Часто приходилось наблюдать и переезды соседей, и ремонты. Не многие семьи жили так долго в их доме и в соседнем, как Иван Петрович.
В этот вечер, сидя у окошка, он вспоминал, что сам переехал сюда, когда был ещё юношей. И жила в доме напротив одна девушка по имени Лиза, которая ему очень нравилась. Они иногда сидели вместе в одной компании во дворе, слушая песни под гитару в исполнении самого бойкого парня Сашки, но так и не решался Иван тогда поухаживать за нежной миловидной девушкой.
Он приходил домой, садился у окна и смотрел, как в комнате Лизы зажигался свет, она задёргивала шторы, а перед самым сном у неё на подоконнике загорался небольшой ночник в виде цветка лотоса. Он был развёрнут в пол оборота к улице, и Иван видел слабый его свет и представлял, как Лиза в тот же момент тоже смотрит на ночник и, возможно, вспоминает о встрече во дворе, и о том, как они смотрели друг на друга…
С такими мыслями Иван и засыпал, и образ девушки не давал покоя ему даже во снах. Но так и не стали они в те годы парой из-за стеснительности Ивана, и лишь вечерние его грёзы, похожие на слабый свет ночника-лотоса остались в памяти навсегда чем-то романтическим и недостижимым.
Потом он узнал, что Лиза вышла замуж как раз за этого Сашку из соседнего двора, и надежды Ивана на едва зародившуюся любовь угасли.
Долгое время он всё ещё видел этот ночник в окне в тёмные зимы и поражался Лизиному постоянству. Надо же так любить этот маленький светлячок, который и света даёт всего чуть-чуть, а она его почти каждую ночь включает.
Некоторое время Иван уезжал из дома: был в армии, учился, потом стажировка в другом районе, откуда он и привёз свою молодую жену Таисию. Родители уступили квартиру Ивану, а сами переехали в деревню дохаживать старых родителей.
— А меня и дохаживать некому будет, — ответил вслух своим мыслям Иван Петрович, глядя в сумеречное окошко, — и не дай Бог стать обузой для сына.
Он встал, налил себе стакан кефира и сел снова у окна, поглядывая на поздних прохожих, торопившихся домой, на светящиеся окна, и срывающиеся капельки дождя, прилипающие к оконному стеклу.
Вдруг он заметил на знакомых окнах свет ночника. Это был тот самый ночник, который так много лет назад не давал ему покоя! Сомнений быть не могло: то же окно, тот же цветочек лотоса. Но как такое может быть? Он помнил, что Лиза давно не жила в этой квартире. Одно время там жила её дочь с семьёй, а потом хозяйка пускала туда квартирантов-студентов техникума.
Иван Петрович долго смотрел на ночник и разволновался. Неужели Лиза снова переехала сюда? И как так долго смог сохраниться ночник, а возможно, это просто совпадение?
Он не мог заснуть в эту ночь, словно свет ночника настигал его через годы. Вспоминалась молодость, его первая влюблённость и надежды. Наутро он встал позднее обычного. Настроение было словно праздничным. Он побрился, осмотрел себя в зеркало и решил сходить в парикмахерскую.
Проходя мимо соседнего дома, он замедлил шаг у того самого подъезда, где жила Лиза и увидел на её балконе развешенное стиранное бельё.
Иван Петрович присел даже на скамеечку и стал думать, узнает ли он Лизу после стольких лет её отсутствия, и какой она стала? Он опустил глаза на свои кроссовки и ужаснулся. Они были изрядно поношенные, поменявшие белый цвет на серый, а шнурки и вовсе замусолились от времени.
Ему вдруг стало стыдно, что он так давно не замечал своего старения. А изношенная обувь – это именно признак старения! Иван Петрович быстро встал и удалился домой. Всю неделю он посвятил походам по магазинам, в которых давно не был.
Были куплены двое кроссовок, пара рубашек и кепка с козырьком.
— Как вы думаете, — спрашивал он у продавщицы, — эта кепка не слишком яркая? Я в ней не смешон?
— Что вы, — улыбнулась девушка, — она вас молодит. Носите модное, не старьтесь.
Иван Петрович вышел из магазина довольным. Он сразу надел кепку и подумал, что зря последние годы, после ухода Таисии он стал таким отшельником. Хотя бы ради сына надо держать себя в порядке и следить за своим здоровьем.
Цветок лотоса на окне Лизы стал светиться почти постоянно ночами. Он и радовал, и ласкал, и как путеводная звёздочка придавал сил Ивану Петровичу.
«Странное мы создание, люди… — думал он, — в те годы я боялся к ней подойти, а сейчас и подавно. Смешно: такой возраст… Тогда было рано. А теперь — поздно. А ночник светит, и греет. Да… Где же ты, Лиза?»
Так Иван Петрович мучился некоторое время, а потом стал чаще присаживаться на скамейку под её окнами.
Однажды он увидел девушку, выходящую из подъезда. Иван Петрович вздрогнул. Это была она!
— Здравствуйте! – невольно поздоровался он, — Лиза…
— Здравствуйте, — кивнула девушка и странно посмотрела на Ивана Петровича, — что вы сказали? Почему Лиза? Меня зовут Светлана.
Она остановилась. Иван Петрович встал и ему стало неловко.
— Конечно, конечно… Лизой звали девушку, давно живущую в этом подъезде… Я ошибся. Извините меня, старика. Но вы так похожи. Или мне показалось?
— Нет, вам не показалось. Лизой звали мою бабушку… — она опустила глаза, — её не стало два месяца назад.
— Ах, вот оно что… — Иван Петрович не мог отвести глаз от внучки Лизы, — печально, очень печально, простите. Жизнь наша стариковская уходит. А вам ещё жить и жить…
— А почему вы её вспомнили? – вдруг спросила Светлана, — вы давно тут живёте?
— Как видите, давно. И знал вашу бабушку с молодости. Светлая память. Но как же ночник, который светится у вас в комнате? Она ведь тоже его раньше включала.
— Ах, ночник… — девушка улыбнулась, — это я нашла его на антресолях в коробке. И решила не выбрасывать. Помню с детства, как бабушка включала его, вешая на гвоздик на оконном откосе… Ностальгия. И ещё: я по ней скучаю…
— Теперь вы тут живёте? – спросил Иван Петрович.
— Да, теперь я тут живу… Родители в другом районе, а я захотела жить тут, — ответила Светлана.
Иван Петрович поклонился и вышел со двора. Он пересёк дорогу и направился к парку. Там, идя по аллее, он думал о том, как скоротечна жизнь, и какие странные бывают весточки из прошлого.
Он жаждал увидеть Лизу. И он её увидел. И не старой, а той, молодой, какой была она в годы их молодости, только в облике своей внучки…
Он шагал по дорожке парка, смотрел на играющих детей, пропускал бегущих молодых людей, занимающихся спортом.
Нет, то настроение, которое было в нём последние дни, не угасло. Наоборот, он почувствовал, что обязательно должен жить достойно. Именно так: достойно. Новая рубашка освежала его лицо, кроссовки белели и радовали глаз, даже походка стала чуть ровнее и увереннее.
Иван Петрович шёл бодрым шагом вслед бегунам и думал, что надо бы каждый день гулять по парку, и если не бегать, то хотя бы ходить по несколько кругов для поднятия тонуса и духа.
Каждый вечер он наблюдал ночник на окне Светланы и тихо говорил, ложась спать:
— Спасибо тебе, Лиза… Спасибо за свет. И всем моим дорогим людям спасибо: сыну, моей Таисии. Господи, спасибо тебе… А я буду стараться. Нельзя унывать.
Часто по утрам видели соседи выходящего на пробежку Ивана Петровича.
— Молодец старик-то. Мы уж думали, что после смерти жены он совсем угаснет. А он взял себя в руки, и даже бегает трусцой понемногу. Надо же, какой молодчина.
Иван Петрович не смотря на осень затеял ремонт в квартире.
— Ты что это пап? — удивился сын, — может, летом?
— Нет, летом я в санаторий решил поехать. А сейчас мне как раз делать нечего, — ответил отец.
— Ну, давай хоть я помогу?
— Нет, не надо. Я – сам. Мне, главное, шевелиться и дело чтобы важное было. Не мешай, — Иван Петрович обнял сына и добавил:
— Я ещё не такая старая развалина. Ещё поживу как могу.
— Живи, живи долго! Очень рад это слышать, — сын обнял Ивана Петровича, — я горжусь тобой, папа.
