— Мамуль, ты действительно хочешь продать нашу дачу? — разочарованно спросила Маша по телефону.
Для Марии дача была не просто загородным домиком. Это воспоминание об отце. Это место, в котором они провели столько времени с матерью. Вместе ухаживали за теплицами, сидели в беседке, отдыхали, смеялись… И вдруг мать решила продать дачу. Почему?
— Я? Кто тебе такое сказал? Ничего я не продаю, — с вызовом ответила Людмила Семёновна.
— Мамуль, я объявление видела, — парировала Маша. — Наш домик, стол во дворе, беседка. Зачем её продавать? Мы же строили её вместе с папой, это память о нём. А сколько времени мы провели там с тобой — не сосчитать.
Людмила Семёновна молчала секунд пять.
— Да, продаю, — призналась она. — Деньги мне нужны. Пенсионерка я, а лекарства нынче дорогие. Вас напрягать не хочу, справляюсь своими силами.
— Мамуль, а как же наш отпуск и выходные там? Неужели больше не будем видеться?
— Будем. Приезжайте ко мне, всегда рада вас видеть.
— Куда? У тебя в однушке ты, Володя и его собака. Не поместимся мы там.
Володе было уже далеко за сорок, но он всё ещё жил с мамой. Брат Марии дважды был женат, но ни с одной женщиной не ужился и на своё жильё не заработал.
— Да ладно тебе. Уж выбраться-то в парк всегда можно. Или просто посидеть у меня, чаю попить без ночёвки, — возразила Людмила.
Было очень сложно мысленно отказаться от совместных выходных, посиделок на улице до рассвета, печальных, но вызывающих тёплую улыбку разговоров о прошлом.
— Эх, мам… Может, подумаешь ещё? Жалко же дачу. Столько труда туда вложили. Мы тебе лучше с лекарствами поможем, не знали ведь, что у тебя затруднительное положение.
— Нет, я приняла окончательное решение. И вообще, моя дача — мне и решать, — нервно ответила мать.
Обычно Людмила Семёновна себя так не вела, но Мария решила не давить. Чувствовала, что мать сейчас не настроена на разговоры. Может быть, как-нибудь потом.
— О, соседушка! — окликнул её дядя Ваня, когда она выносила свои вещи, чтобы увезти их с дачи. — Слышал, вы отсюда совсем съезжаете. Жаль. Вы хоть следили за участком, сорняки не разводили, а кто там сейчас будет — чёрт его знает.
Дарья Николаевна, жена дяди Вани, развешивала вещи на улице для сушки. Она всё слышала, но была необычайно тиха и неприветлива. Лишь поджала губы и хмыкнула, бросив на Машу недобрый взгляд.
— Что поделать, дядь Вань. Жизнь такая. Будь моя воля — оставила бы дачу себе, — со вздохом ответила Маша.
— Ну да, кому сейчас легко. Ладно, пойдём хоть чаем напою напоследок, — предложил сосед.
Дарья Николаевна цокнула языком и зло зыркнула на мужа.
— Не до того нам! Я тебя полы просила подмести, а у нас грязно! Какие уж тут гости? — возразила она.
— И что? В последний раз видимся! Я ж её ещё вот такой помню, таскала помидоры у нас с участка, — дядя Ваня расхохотался. — Не ворчи, потом подмету. Пойдём, — мужчина весело подмигнул Маше.
Она виновато улыбнулась Дарье Николаевне, но отказаться от предложения не могла, а потому пошла за соседом. Жена – за ними.
— Мать не пробовала уговорить? — спросил дядя Ваня, разливая чай. — Всё ж жалко, вы нам уже как свои стали.
— Пробовала. Ни в какую. Говорит, на жизнь не хватает, на лекарства. Предложила помощь, да только вы ж её знаете. Упрямая она, — Маша посмотрела в окно: из него была видна их дача.
— Знаешь, Маша, не ожидала я от тебя такого. Нахалка ты всё же, — вдруг сказала Дарья Николаевна, до этого стоявшая у стены и буравившая Марию взглядом.
— Я? Почему это? — Маша удивлённо вскинула брови.
Дарья Николаевна славилась своей склочностью. Она обожала сплетни и всегда была на взводе. Если что не нравилось — моментально высказывала. Но мать Марии неожиданно нашла с этой женщиной общий язык, они неплохо общались.
— Да потому что из-за тебя она дачу продаёт, не ври уж, — резко ответила Дарья. — Это же ты глаз на неё положила. Всё хочешь её себе заграбастать, оставить Вовку ни с чем.
— Я? — Маша округлила глаза: она об этом никогда не думала. — У нас с ней даже разговоров таких не было!
— Зато с Вовкой был. Мне твоя мама всё рассказала. Как ты ему позвонила и сказала, чтобы он в дальнейшем отказался от своей доли, иначе ты будешь претендовать и на дачу, и на квартиру матери. И это при том, что она ещё жива, а у тебя есть жильё! А ты уже делишь всё и брата раздеть до нитки хочешь! — Дарья Николаевна скрестила руки на груди. — Хороша-то дочь!
— Не тараторь, — дядя Ваня нахмурился. — Машка не такая. Не стала бы она брату такое говорить.
— Дарья Николаевна, хотите — верьте, хотите — нет, но не было у нас такого разговора! — Маша чуть не задохнулась от возмущения. — Зачем мне ему угрожать? Сами подумайте. У нас две квартиры, машина, гараж. У Юры автосервис. Мы не нуждаемся.
— А из вредности! И жадности! — выпалила женщина. — Недолюбливаешь ты его, Машка. Знаю я всё. Как из дома его гнала. Как не общались полгода.
— Конечно, не общались! Он у меня карту вытащил, на которой были деньги на лекарства для матери. Последние. Я же тогда одна жила, было непросто. У неё диабет, инсулин был нужен, полоски, много чего. А он эти деньги на игры спустил!
Дарья Николаевна на секунду заколебалась, но потом снова поджала губы.
— Врёшь ты всё, — сердито сказала она. — Ты его с детства невзлюбила. Завидовала, что он маленький, ему больше внимания.
— Больше. Мама всегда жалеет его, что бы он ни сделал, выгораживает. А ко мне строга, даже когда пляшу вокруг неё. Но я всё равно его люблю.
Маша втайне обижалась на мать. Она всегда ощущала себя нелюбимой дочерью. А уж сейчас в такой ситуации — тем более.
— Погоди-ка, — встрял в их разговор дядя Ваня. — Он и мне десять косарей всё ещё должен. Но я уж простил ему их. Он много кому здесь задолжал. Кому проиграл, а у кого занимал. И мне недавно звонил, просил дать до зарплаты.
— Так вот куда наши деньги девались! Ну я тебя! — Дарья Николаевна схватила полотенце и грозно замахнулась на дядю Ваню. — Скотиняка!
— Ну-ну! А то ты на свои женские штучки меньше тратила, — сердито ответил он. — Потом разберёмся, у нас другой вопрос на повестке сейчас. Машка девка хорошая, так что разобраться хочу, поговорить с обеими сторонами.
— Чего тут говорить? Мне Вовка всё рассказал! — настаивала соседка. — Но попробовать можешь.
Дарья Николаевна была очень любопытной особой и любила влезать носом в чужие конфликты. Уж такой шанс упустить она никак не могла.
— Поступим так. Я позвоню Вове, скажу, что займу ему деньги, но человек я пожилой, старомодный, а потому карты у меня нет, только нал. Ну а как он приедет — устрою ему допрос с пристрастием. Шучу. Просто поговорю по душам, наливку прихвачу. Уж язык-то у него развяжется.
— По рукам! С меня шашлык, если всё получится. Только мангал чур ваш. Свой мы пока увозим.
— Вова, тебе не стыдно? — Маша нависла над братом, сидящим за столом.
Дядя Ваня смог его разговорить пару дней назад. Выяснилось, что тот проиграл в карты крупную сумму и решил обманом уговорить мать продать дачу, а деньги передать ему для выплаты долга. Маша, узнав правду, позвала брата в гости обмыть покупку машины.
Никакой машины, конечно, не было. Это лишь предлог для встречи.
— Не ожидал я от тебя такого, — сказал Юра, муж Маши. — Не мужской поступок.
— А чего такого? — Вова попытался сделать вид, будто ничего не знает.
— Маму обманул, нас рассорил, перед соседями опозорил, дачу заставляешь продать… Мне продолжать? Я же расскажу ей всё! У меня свидетели есть.
— Ну, было дело, — Вова стыдливо отвёл взгляд. — Но ситуация такая, понимаешь? Карточный долг — святое! Не выплачу — хана мне.
Маша и Юра переглянулись. Женщина тяжело вздохнула.
— Опять ты за своё! Отделали бы тебя разок для профилактики. Может, поумнее стал бы…
Вова не единожды возвращался с тумаками. Только это не помогало.
— Дурак, не спорю. Прости, Маш. Только маме не говори ничего, хорошо? Пожалуйста.
— Ага, и она продаст нашу дачу. Замечательный план. А потом ты и квартиру проиграешь?
— Не, я завязал. Тут уже всё, совсем далеко всё зашло. Последний разок помоги мне, а?
— Не буду! Я не хочу отдавать дачу кому-то чужому. Ты знаешь, как она важна для меня. Давай по-честному: мы там пашем, потеем под солнцем, за домиком ухаживаем. А ты палец о палец не ударил, потому и не ценишь!
— Стой, — Юра жестом остановил жену. — Предлагаю поступить справедливо. У меня не хватает автомеханика. Знаю, что у тебя руки золотые, какой-никакой опыт есть. Научишься ты быстро. Только за голову возьмись, никакого алкоголя. Будешь работать — деньгами не обижу, выплатишь свой долг и при месте останешься.
— А дача? — не унималась Маша.
— А дачу купим мы. Или подговорю кого-нибудь, кому доверяю. Тётку свою, они с твоей мамой друг друга не знают. Деньги ей дам, она и заключит сделку. Твоя мама отдаст деньги Вове, а он вернёт их нам. Тётка перепишет дачу на нас. Нам придётся разве что за бумажную волокиту заплатить, но это мелочи. Ты же нас не обманешь, Вова? Смотри, это последний шанс, — Юра грозно глянул на брата Марии.
— Зуб даю! Обещаю взяться за голову, обманывать не стану. Чуть боком мне не вышло.
***
— Ох и жучка же ты! — сказала мать, сидя с Машей в беседке.
Дача вновь была в их распоряжении. Людмиле Семёновне никто не сказал правду. Маше, конечно, было немного обидно, что она так и не поправила репутацию перед матерью, но хоть обошлись малой кровью.
— Мамуль, я люблю это место. А ещё больше люблю проводить здесь время с тобой. Мне было не жаль переплатить за это. Когда я назвала сумму, которую готова отдать, та женщина сразу согласилась.
— Ладно уж. Я и сама немного рада тому, что мы снова здесь. Как у Вовы дела? Говорит, работает теперь у Юры. Вы уж его не обижайте…
— Не будем, мам. Работает он хорошо.
И это было правдой. Вова бросил азартные игры и алкоголь. Надолго ли? Хотелось надеяться, что навсегда.
Ну, а Марию и Людмилу Семёновну ждали ещё не одни совместные выходные на даче в окружении деревьев, вечерней свежести и дымного запаха шашлыка.
